Геннадий Бурлаков - Отряд. Трилогия «Материализация легенды». Том 2

Она теперь смотрела вслед этому бывшему ФСБ-шнику, – толи предателю родины, толи просто мошеннику и ловкачу. Никто не сбрасывал со счетов то, что он мог быть хорошо разыгранным и внедренным к ним агентом, – вот только кто мог в «конторе» предусмотреть «изподкрановку» в руках «бывшего» сотрудника? Вообще-то, как можно было разбрасываться спецами такого класса и такого происхождения? Если заметали следы к своим «жировым отложениям», то должны были его просто пустить в расход. Если хотели проучить зарвавшегося «умника», то как могли спустить его так глубоко на дно? А если он «откусил» часть того пирога, который попал в «жировые отложения»? Тогда должны были его водить, как домашнюю болонку, – на коротком поводке. Однако, наблюдатели и аналитики «Тени» ничего в его окружении не нашли.

Вершиной конца его «карьеры» можно считать три (!!!) пули в разные части тела и полное отсутствие интереса к его особе в течение тех недель, которые он провел сначала в реанимации, а потом в отделении. Даже наручники с него сняли… Даже присмотр со стороны полиции не стали продолжать… Списали полностью? Скорее всего, его списали еще тогда, когда его уволили и выбросили на улицу.

Не давала успокоиться мысль, когда-то давно, еще в конце прошлого века, прочитанная в нашумевшей тогда книге «Аквариум» Виктора Суворова: «– Закон у нас простой: вход – рубль, выход – два. Это означает, что вступить в организацию трудно, но выйти из нее – труднее. Теоретически для всех членов организации предусмотрен только один выход из нее – через трубу. Для одних этот выход бывает почетным, для других – позорным, но для всех нас есть только одна труба. Только через нее мы выходим из организации. Вот она, эта труба…» (Для непонятливых, – указывалось на трубу крематория.) «– Труба – это не только наш выход, труба – источник нашей энергии, труба – хранительница наших секретов.»

Если бы Олег был столь важным потомственным сотрудником, то его должны были бы, исходя из политики этой страны, проводить в последний путь в виде дыма из трубы крематория. Если он не имел никакой ценности в их системе, тогда как он мог принять участие в тех операциях, о которых она рассказывала только что Олегу, и выйти не через трубу? Если он несанкционированно «открысил» часть «улова», то он не такой дурак, чтобы об этом узнали его покровители. А если узнали, то через трубу он должен был проходить медленно и по частям. И если он всё же поделил в свою сторону общий улов, то почему не рванул сразу в «теплые страны», а почему-то до сих пор влачил жалкое существование в бедняцкой квартире родителей?…

Эту квартиру спецы Клиники обшарили неоднократно и обстоятельно. Никакого работающего электронного оборудования не нашли. Заподозрили тайник, аккуратно просветили, – но там лежал старый пистолет деда Олега с патронами, – больше не было ни бумаг, ни ценностей. Сам Олег после выписки из больницы побывал в квартире только один раз, но ничего не искал, ничего не проверял, ничего не взял… Он даже не взглянул ни разу лишний раз по сторонам, – за ним внимательно наблюдали «клопы» Клиники. Он грустно смотрел по сторонам, сидел на стуле, перебирал старые диски… Он даже не проверил пистолет, хотя знал о его существовании, т.к. на нем были и его отпечатки пальцев. Он не включал ни компьютер, ни радио, – похоже, что он просто тихо грустил и думал о чем-то семейном. Не переоделся, не взял ничего на память… Имел ли какое-то специальное значение рисунок, который он нарисовал на пыли, накопившейся на зеркале? Криптологи проверили этот рисунок и его части на предмет послания или отчета, – проверять, так проверять, – но ничего путного не обнаружили: просто детский рисунок. Каракули, словом…

В ресторане он ни с кем не встречался: ни в первый раз, ни во второй раз. Наружное наблюдение за ним велось с той самой корпоративной вечеринки, или как это там, у русских называется? Было похоже, что в тот вечер Олег на самом деле сильно страдал, – хотя трудно сказать, какие у него на самом деле были мысли.

Но от того, – первого, – вечера в ресторане осталось СЛИШКОМ МНОГО вопросов: Откуда взялся револьвер? Кто стрелял? Почему убиты именно эти люди? Куда делся револьвер? Почему при столь интенсивной стрельбе охранников были только три попадания? И почему именно в Олега? Ведь ни на одной камере нет данных, что стрелял именно он?

Да и в реанимации вопросов оставалось много: Почему от простых не смертельных и некритических ран он провалялся столько времени в бессознательном состоянии? Какую роль играл в этом состоянии наш новый наркотик? Что он видел в своих снах? Сны ли это были? Что это было? Что на тех рисунках? Неосознанное прошлое или приближающееся будущее?