Владимир Маденов - Чемодан с секретами

Марвин не особо расстроился. Он посвятил свою жизнь юриспруденции и экономике. В первом – ему наскучило защищать тупиц, во втором – он можно сказать, что преуспел. Экономика стала для него хобби, и это ему помогло. Когда какое-то занятие становится твоим хобби, чаще всего, оно перерастает в нечто большее. Его старания не прошли даром. Он стал работать в сверхсекретном министерстве. Родителям пришлось лгать, что он уже больше пяти лет работает в экономическом отделе организации, занимающейся хранением личных данных. Все работники министерства секретов должны были подписать бумаги о том, что они официально числятся в разных отделах организации, которая существует только на словах.

Марви боялся разочаровать родителей, поэтому не сказал, что он просто приходит на работу, вставляет флешку в чемодан и уходит домой смотреть бейсбол. Отец с матерью видели в нём талант, который мог бы помочь развитию крупной компании или защите прав тех, кто нуждался в хорошем адвокате, но Марвин сам пошёл ко дну. Он выбрал путь наименьшего сопротивления и от этого страдал. Когда-то ему казалось, что он способен достичь всего, но сейчас, глядя на себя в зеркало каждое утро, Марвин вторил самому себе: «Ты ничего не можешь. Когда-то у тебя был шанс, но он уже упущен. Ничего не вернуть, Марвин. Тебе суждено быть клерком и мелкой сошкой, которая до поры до времени будет получать стабильную зарплату, а потом будет выброшена на улицу». Всё к этому и шло. Если чемодан не окажется на столе Генри Джонсона в четверг, то можно забыть о перспективах и мечтах о счастливом будущем, в котором есть место его воскресшим амбициям.

Они поднялись на смотровую, рядом гуляла ещё одна парочка немцев, которым уже было за шестьдесят. Пара стояла в западной части смотровой. Мужчина что-то восторженно рассказывал своей спутнице о городе. Она его внимательно слушала и утвердительно кивала. Бетти показалось, что женщина чувствует себя первокурсницей, которая сидит на лекции по истории и кивает под каждое предложение лектора, чтобы тот думал, что ей действительно вся эта средневековая тарабарщина интересна.

В восточной части смотровой стояли двое мужчин. Одним из них был тот, за которым молодые люди и следили. Вторым оказался какой-то француз в великолепном итальянском костюме за 50000 долларов. Бетти видела его в каком-то каталоге, только не могла вспомнить в каком. Её этот факт даже раздражал. Она никогда ничего не забывала, поэтому для неё это был своего рода вызов – вспомнить в каком месяце 2019 года был сшит этот костюм. «Кажется, июнь. Нет, июль. Чёрт».

– Давай подойдём невзначай к северной стороне и послушаем, о чём они говорят, – сказал Марвин, пытаясь как-то отвлечь девушку от мыслей про дурацкие костюмы.

– Мы их не услышим.

– Хотя бы попытаемся.

Француз сухо поприветствовал англичанина и начал что-то быстро говорить по-английски практически без акцента. Бетти, когда подходила к смотровой, обратила внимание на то, что француз оказался сероглазым мужчиной лет сорока, с кудрявыми седеющими волосами, лицо его было сухим, как кора дуба, похоже, что он много курил; солнцезащитные очки он не носил; галстука и бабочки тоже не было. Такой стиль одежды больше присущ итальянцам: шикарный костюм, верхняя пуговица рубашки расстегнута, никаких галстуков или бабочек вокруг шеи, швейцарские часы из военной коллекции красовались на его левой руке.

Бетти поняла, почему она приняла его за француза. Такой лёгкий акцент с приглушённой буквой «р» они уже с Марвином слышали здесь, в Бельгии, пока ехали в автобусе. Этот мужчина, возможно, не француз, а бельгиец, но, в любом случае, французский язык ему знаком.

Мужчины говорили что-то о поездке в Амстердам завтрашним утром. Там нужно будет посетить какую-то выставку и сделать что-то. Кажется, с кем-то встретиться.

Марвин тихо рассказывал что-то Бетти и смотрел на город. Он рядом с самой красивой девушкой в его жизни. Она предстала перед ним в другом свете. Обычно мужчины разочаровываются, когда видят, что женщина не так сильна, как до этого казалось. Бетти стала для него ближе, и у него появилось чувство, что он может быть для неё кем-то большим, чем просто подчинённым, но Марвин собственными мыслями и волнами страха убивал того подростка, который пытался выбраться из заточения. В школе он был не из робкого десятка. По всем предметам он преуспевал, у него всегда были отличные отметки, но иногда хромала дисциплина. Марвин мог прокатиться по перилам или поиграть в «Американский футбол» с друзьями на перемене. Всё это было частью его жизни, которая ему нравилась. Она была безумной и прекрасной. Сейчас она похоронена где-то вместе с баскетбольным мячом, который Марвин так ни разу и не забросил в кольцо в официальных матчах за сборную своего университета.