Филип Фармер - Любовники. Плоть

Фобо сунул руку во вместительную кожаную суму, висящую на поясе, охватывающем его округлый живот. Показались большой и указательный пальцы, держащие крошечное синее насекомое. Он осторожно сунул это создание в конец трубки. И через пять секунд из другого конца поспешно выпало другое насекомое, красной расцветки. За ним с голодным щелканьем мандибул показалось синее. Фобо проворно поймал своего приятеля и сунул его обратно в суму, а Зугу раздавил красное подошвой сандалии.

– Зри! – сказал Фобо. – Пожиратель спирта! Живет в топливном баке и насасывается свободно и безопасно. А выделяет углеводы. Пловец в золотых морях алкоголя. Что за жизнь! Но время от времени становится слишком предприимчивым, заплывает в отстойник, ест и переваривает фильтр и попадает в топливопровод. Видишь? Зугу уже меняет фильтр, и сейчас поедем дальше.

Дыхание Фобо отдавало необычным и тошнотворным запахом. Хэл подумал, не пил ли спирт сам кувыркун – он раньше ни в чьем дыхании его не чуял – и вообще не имел подобного опыта. Эта мысль заставила Хэла нервничать. Если гаппт узнает, что на заднем сиденье передают друг другу бутылку, он ни на минуту не выпустит Хэла из виду.

Кувыркуны вернулись в машину.

– Итак, отбудем и поедем! – провозгласил Фобо.

– Минутку, – тихо сказал Порнсен Хэлу. – Я думаю, лучше, чтобы эту штуку вел Зугу.

– Если вы попросите кувыркуна вести машину, он будет знать, что вам не хватает уверенности во мне, своем соплеменнике, – ответил Хэл. – Вы же не хотите, чтобы он решил, будто вы ставите кувыркуна выше человека?

Порнсен закашлялся, будто ответ Хэла встал ему поперек горла, потом выговорил, задыхаясь:

– Ко-ко-конечно, нет! Сигмен меня упаси! У меня на уме было лишь твое благо. Я думал, что ты мог устать от такого напряжения – весь день пилотировать эту примитивную и опасную конструкцию.

– Благодарю за вашу любовь ко мне, – сказал Хэл, улыбнулся и добавил: – До чего же утешительно знание, что вы всегда рядом со мною, всегда готовы отвести меня от опасностей любого псевдобудущего.

– Я поклялся «Западным Талмудом» вести тебя по этой жизни, – сказал Порнсен.

Пристыженный упоминанием священной книги, Хэл запустил машину. Сперва он ехал достаточно медленно, – так, как устраивало гаппта . Но минут через пять нога стала тяжелой, и деревья понеслись назад. Он глянул на Порнсена. Напряженная спина и стиснутые зубы гаппта говорили, что он вновь подумывает о докладе главному уззиту на звездолете. Судя по его виду, он разозлился так, что готов был для своего подопечного потребовать Измерителя.

Хэл Ярроу глубоко вдыхал бьющий в лицевую маску воздух. К Ч Порнсена! К Ч Измеритель! Кровь колотилась и бурлила в жилах. Воздух этой планеты был не то что спертый воздух Земли. Легкие впивали его счастливыми вдохами. Хэл чувствовал в эту минуту, что готов щелкнуть пальцами под носом самого Архиуриэлита!

– Берегись! – крикнул вдруг Порнсен.

Хэл краем глаза увидел выпрыгивающего справа из леса на дорогу зверя, похожего на антилопу, внезапно оказавшегося прямо перед машиной. Тут же рванул руль, чтобы уйти от столкновения, машину занесло, корма вылетела вперед. Хэлу не хватало опыта понять, что колеса нужно поворачивать в сторону заноса.

Но это незнание не оказалось фатальным – разве что для зверя, ударившего всей массой в правый борт машины. Длинные рога запутались в куртке Порнсена и распороли правый рукав.

От столкновения с антилопой скольжение прекратилось, машина выправилась, но ее понесло под углом к дороге, вверх по крутой осыпи. Вырвавшись наверх, машина прыгнула в воздух и тяжело рухнула вниз под грохот четырех одновременно лопнувших шин.

Но даже этот удар ее не остановил. Перед Хэлом возник огромный куст, Хэл рванул руль – поздно.

Он тяжело ударился грудью о руль, будто желая проткнуть стойкой приборную доску. Фобо вмазался ему в спину, добавив нагрузки. Оба вскрикнули, и кувыркун выпал из машины.

И наступила тишина, если не считать шипения столба пара из пробитого радиатора. Он рвался вверх сквозь ветки, зажавшие лицо Хэла в корявых тисках коры.

Сквозь рваные контуры пара Хэл Ярроу смотрел в большие карие глаза. Потряс головой. Глаза? И руки будто ветви? Или ветви как руки? Словно бы в объятиях кареглазой нимфы. Или их называли дриадами? Спросить было некого, спутники не были обязаны знать о таких созданиях. «Нимф» и «дриад» удалили из всех книг, в том числе из хековского издания «Пересмотренный и реальный Мильтон». Только потому, что Хэл был лингвистом, ему представилась возможность прочитать неочищенный «Потерянный рай» и ознакомиться таким образом с классической греческой мифологией.