Андрей Прохоренко - Школьные годы

Такую, слегка неприветливую и, наверное, несколько грустную картину я нарисовал перед тем, как приступить к следующей части своего повествования. Но, мои далекие потомки, мы живем в реальности лишь тогда, когда хотим и можем ее видеть и слышать, если мы этого не делаем, то мы не живем. Тогда мы разлагаемся в иллюзии бытия и существования, не зная и не желая знать, что же на самом деле происходит, кто мы такие и чем каждому из нас в отдельности и всем вместе необходимо заниматься. А иллюзия – это еще один шаг в бездну, из которой нет возврата. Так, несколько иносказательно, я, Радосант, заканчиваю вступительную часть своего рассказа с тем, чтобы перейти непосредственно к самому себе и к своему детству, кратко и сжато обрисовав те места, где я родился, вырос и совершал свои первые шаги в жизни под руководством отца и матери, а также наставников и учителей.

Я, Радо, был самым младшим, пятым ребенком в семье. Мой отец, Эноурай, был потомственным мастером-воутом. Брак с моей матерью, Раиносией или Раиной, был у него четвертым за всю его непродолжительную жизнь. Так он называл отрезок времени величиной примерно в семь тысяч лет. В этот отрезок не входят годы, которые мой отец провел в прошлом или, путешествуя по галактике и выполняя, как правило, самые ответственные задания. Он привык к такой жизни и иного для себя не видел и не желал.

Что дети? Они отдавались в соответствующие заведения, где их воспитывали опытные учителя и наставники. Папа и мама существовали условно где-то там, далеко за пределом видимого мира, поскольку для учеников он ограничивался лишь территорией, где располагалась школа и тем местом, где разрешалось находиться. Все остальное было в ином мире. Сейчас, под конец жизни, я пришел к тому выводу, что это – единственно правильное решение в деле подготовки подрастающего поколения. Родители, какими бы они не были развитыми и значимыми, не дадут своему отпрыску нужного воспитания и не научат его тому, как надо себя позиционировать и вести себя в жизни. Возможно, это я говорю потому, что в моей жизни все сложилось иначе.

Мой отец женился на Раине тогда, когда он в связи с проблемами по здоровью и не только, ушел от того, чтобы патрулировать пространственно-временные пути и трасы, отражать почти что постоянные набеги самых разнообразных врагов, которых всегда было немало у родинайцев. Относительно спокойная жизнь чем дальше, тем меньше радовала отца. Дело здесь было не в матери и не в нас, а в том, что отец привык к другой жизни и откровенно тяготился, как он считал, бездельем и ничего неделанием. Впрочем, скажу откровенно, по отношению ко мне отец был всегда заботлив, внимателен и справедлив. Я знал, что мне можно, и где та грань, за которой может последовать наказание. Оно было, как правило, не строгим и не суровым, а запоминающимся.

Тепло родителей согревало меня и придавало уверенности и какой-то надежности моему существованию. Я привык и не хотел идти обучаться в учебное заведение – ицлэн, так кратко называлась школа. Отец с матерью воспитывали меня сами, но иногда я ходил в школу к учителям, где время от времени меня экзаменовали. Я думал, что так будет все время, но отец решил по-другому. Мать не прекословила ему.

Когда мне исполнилось шестнадцать лет, срок по нашему исчислению крайне малый, поскольку наше детство заканчивалось в девять лет, отец в один из дней подозвал меня к себе. Он был чем-то озабочен, хотя виду не показывал, впрочем, я прекрасно знал, о чем свидетельствует такое его состояние, поэтому сразу же понял, что мне предстоит узнать что-то важное для себя.

– Сядь напротив меня, сын, – жестом указал Эноурай на вацилн (антигравитационное кресло).

Я послушно сел в кресло. В следующую секунду мои ноги уже болтались в воздухе. Вацилн поднялся вверх, и мои глаза оказались на одном уровне с глазами отца. Он улыбался мне еле видимой улыбкой. Его лицо было приветливым и излучало силу и расположенность. Отец был вдвое больше меня, но его размеры и сила не угнетали меня, а наоборот, поддерживали и были примером для наследования.

– Догадываешься, о чем мы поговорим, сын?

– О моей дальнейшей судьбе, – сразу же предположил я.

– Не только о твоей, о нашей общей. Поскольку ты – наше с мамой продолжение, следовательно, часть нас. Я хотел бы, чтобы ты постепенно начал становиться сам собой. Этот процесс займет у тебя всю жизнь. Начало ему положили мы с мамой, а продолжит это делать твой новый наставник и учитель.