Бернар Вербер - Ее величество кошка

Благодаря ее энергии переселение не заставляет себя долго ждать: молодежь собирает вещи, грузит в лодки провизию и все, что может пригодиться на новом месте. В считаные часы все готово. Ганнибал залезает в лодку – это сигнал для остальных.

Я с опаской перехожу в утлую посудину, качающуюся на воде, и мы уплываем с Лебединого острова. Остальные кошки и люди делают то же самое.

Воду отделяет от моих лап всего несколько сантиметров! Я невольно представляю, как лодка переворачивается и я тону. От таких мыслей я поеживаюсь и меня пробирает дрожь.

Не думать об этом!

При каждом гребке лодка сильно кренится – неприятное ощущение, приходится жмуриться и стискивать челюсти.

Нет, я не утону!

Служанка держит меня на руках. Я лезу к ней под мышку, чтобы не думать об ужасной воде вокруг, об опасности упасть туда, тщетно барахтаться и пойти ко дну. Признаться, запах пота служанки придает мне уверенности. Я тычусь лбом ей в грудь, она усердно меня гладит, и я в конце концов забываю об опасности. Натали удается меня успокоить – не хуже, чем успокаиваю ее я. Наверное, именно поэтому мне так важно поговорить с ней напрямую, чтобы мы могли лучше помогать друг дружке.

Я провожаю глазами Лебединый остров, наше прежнее убежище.

О жизни в этом особенном месте у меня остались самые приятные воспоминания: как поселились, как сражались и побеждали, моменты нежности с близкими. Я еще различаю руку с факелом удаляющейся статуи Свободы на краю острова.

Всему этому теперь пришел конец. Пифагор прав: наше будущее не здесь.

Лодка скользит по Сене, и мои воспоминания рассеиваются.

Картины разоренного Парижа не могут оставить меня равнодушной. Мы минуем рухнувшие мосты. Берега усеяны ржавыми брошенными автомобилями. Зато в речной воде кипит жизнь. Рыба, саламандры, лягушки пользуются тем, что никому нет до них дела, чтобы бурно размножаться. Наконец, вдали показывается остров Сите.

Сначала нашему взору предстает великолепное сооружение, высокое и величественное, как следует из объяснения Пифагора. Это собор Парижской Богоматери. Увидев его, я понимаю, что мы правильно поступили, уплыв с нашего узкого Лебединого острова на другой, гораздо более просторный.

Надеюсь, на новом месте мы сможем создать новую кошачью цивилизацию, которая сменит потерпевшую крах человеческую.

После завершения античных времен жизнь кошек, прежде вполне комфортабельная, становится трудной.

В 392 году христианский император Феодосий по требованию римского папы запрещает гражданам держать кошек. По причине ночного образа жизни и шума, сопровождающего их спаривание, кошек обвинили в испорченности и в колдовстве и принялись массово казнить, придумав праздник, связанный с их умерщвлением. В Иванов день добрым христианам надлежало ловить кошек и швырять их живьем в костер, разложенный на центральной площади.

Во время великой чумы, свирепствовавшей в половине стран Европы в 1347–1352 годах, еврейские общины (по логике вещей оказавшиеся единственными, еще державшими кошек, так как им это не возбранялось) страдали от мора меньше, а все благодаря кошкам, отгонявшим распространителей заразы – крыс. Поскольку о связи между последними и чумой никто еще не догадывался, это обстоятельство казалось подозрительным, и толпы фанатиков, искавших козлов отпущения, устраивали массовые убийства евреев.

В 1484 году папа Иннокентий VIII издал буллу, требовавшую убийства как можно большего количества кошек, ибо в них, желая остаться незамеченным, якобы вселялся дьявол.

В Англии при правлении католички Марии Тюдор кошек, считавшихся символами протестантской ереси, сжигали на кострах; не изменилась их судьба и при королеве Елизавете I, ведь тогда они стали символом католической ереси.

В Средние века кошек кое-где употребляли в пищу – в Испании жаркое из кошатины считалось изысканным блюдом. Кое-где им находили иное употребление: в Северной Европе из кошачьих шкурок шили одеяла, подушки и плащи.

В 1665 году Европу охватила вторая страшная эпидемия чумы. Она вспыхнула после масштабной кампании по истреблению кошек в Лондоне.

По прошествии ста лет Ватикан официально реабилитировал кошек. Христианам разрешили, наконец, заводить кошек без риска отлучения. И только в 1894 году бактериолог Александр Йерсен сделал открытие: возбудителем чумы оказалась бацилла, переносимая паразитирующими на крысах блохами, названная позднее Yersinia pestis.