Александр Вер - Падение - битва за Агору

Бун отшатнулся и тут же скомандовал системе выключить телевизор. Экран потух. Бун, стиснув кулаки, поклялся больше никогда не смотреть “Купол”. Он направился в душ и только под тёплой струёй ощутил спокойствие. Вспомнил, как однажды спросил Альба, не смотрит ли он передачи? Помнится, Альб покосился на Буна, как на больного и сказал, что такие передачи смотреть их не стоит. “А почему ты спросил?” – поинтересовался начальник. Бун был раздражён; в тот день в “Куполе” показали, самоубийцу, подвешенную на проводе. А в другом шоу гонялись за наркоманом, который обещал вылечиться, но после наступления ломки сбежал. Бун, выругавшись, в сердцах признался начальнику, что такие шоу нужно запретить правительственными указами. Альб хитро усмехнулся, как он это умел всегда делать, с прищуром – умно и загадочно. “Наша система пропаганды перестала работать, Бун. Как хорошо, что ты это заметил. Она испоганилась и скатилась в грязь. И больше напоминает сумасшедшего, купающегося в собственных помоях. Тебе так не показалось?” Бун согласился и спросил. – “Но что с этим делать?” К его удивлению, Альб развёл руками. – “А ничего!” “Разве нельзя издать закон, запрещающий такие каналы?” – настоял Бун. Альб поморщился и ответил – “… ну, запретишь ты этот канал. Ему на смену придут десять новых”. Затем добавил:

“Это системная проблема Бун, но мне нравится, что ты спросил об этом. Нормальному человеку нельзя смотреть эту гадость”, – и похлопал по плечу. На этом их прервала секретарь и Бун вышел. Что Альб имел в виду под системной проблемой, Бун так и не понял, но с тех пор избегал смотреть как “Купол”, так и другие передачи с самоубийцами, наркоманами и прочей мерзостью.

Он поел и подошёл к окну, старательно обойдя экран на стене, будто он мог укусить. При взгляде не далёкие огни города с его двадцать седьмого этажа, вспомнилась Ната. Как на последнем задании они сидели перед вырезом оконного проёма в похожей квартирке, а он целился в очкарика. И пускай квартира Буна была гораздо уютней и больше чем та, но атмосфера почему-то казалась такой же. Неизменная серость нависшего смога вместо неба и незатухающие огни, заменявшие жителям звёзды. Всё такая же шумная беспокойная прогнившая насквозь Тетра – город миллиардов судеб и миллиардов бесчувственных пар глаз. Гнездо хозяев и их слуг, сборище мультибогачей наверху и обездоленных в самом низу ступеней грязной городской лестницы.

В ту ночь работу за них сделала пантера. Бун помнил, как до той памятной схватки Ната, тихоня-синтет казалась ему, выполненной на совесть копией человека. Покорная по команде и холодная в бою. Она нравилась ему, хоть и двигалась настолько нелепо, скрывая синтетное происхождение, что вызывала только дружескую усмешку. Хотя многие не замечали скованности движений киборгов, Бун их видел. Он жалел Нату, ведь она – синтет, единственная женщина в их отделе и суровом коллективе. К тому же она оказалась надёжным боевым товарищем. А после развода Ната стала нравиться больше. Оказалось, она проста в общении и очень человечная. Бун иногда жалел, что не может с ней выпить пива и поматериться в баре. Думал однажды даже предложить составить компанию, но она торопилась к Бретте, которую защищала по просьбе Альба.

Задание Ната провалила и будто сошла с рельсов. Стала чудить, даже поругалась с Альбом и бросила отдел. Они встречались после увольнения. Бун рассматривал их отношения всерьёз, ведь люди и синтеты часто создавали семьи. К тому же Ната очень изменилась, стала просто неотличимой, двигалась, мыслила настолько человечно, что Бун перестал замечать разницу.

В то время она переехала к какому-то старику и всё не находила времени на встречи. В одну из ночей, которые они проводили вместе, Ната по секрету рассказала о причинах своего чудачества. Он стала свободным синтетом после падения в пещеру, сказала, что случайно что-то замкнуло, и блокиратор сгорел. Просила никому не рассказывать. Бун хранил её секрет до сих пор.

С тех пор отношения с синтетом Буну перестали казаться нечто неестественным. Нату он воспринимал только как человека и никак иначе. Она стала лучом света в его беспросветном сером мире. Ласковой до неожиданности, внимательной и преданной. Бун в жизни бы не променял Нату ни на какую другую испорченную тетровку.

Они не поругались (с Натой невозможно было поругаться, с её-то покладистым характером) – просто перестали звонить друг другу. Бун злился, на то что ей старикашка важнее. Она не признавалась почему, а только уверяла, что он как отец, а отца бросить нельзя. Бун лечился после ранения и готовился к операции на челюсти, которую задело осколком. В порыве безысходности он накрутил себе эмоций и психанул. Ведь Ната не желала говорить о своём конфликте с Альбом и Бун чувствовал себя меж двух огней. Тем более что, Альб что-то знал о них и расспрашивал, правда, издалека. Намекал, говоря, что неплохо бы прошлой сотруднице вернуться. Но Бун как мог всё отрицал и Альб вскоре перестал спрашивать.