Олег Дивов - Абсолютные миротворцы (сборник)

Они бы ему, наверное, гусеницы попытались отгрызть, скажи им кто, как дела обстоят в действительности.

Потому что нельзя просто так взять и перестать кормить волков опилками.

Не поймут.

А Первый был озадачен. У него все наконец-то шло как надо, даже Третьего удалось вернуть в строй, и расчисткой буреломов на территории занимались мощные квалифицированные лесорубы. Но куда делись лоси? Естественным было предположить, что их съели волки. А завывания каждую ночь прямо под воротами могли значить лишь одно: сожрав лосей, серые почуяли себя организованной силой, вконец обнаглели и теперь хотят выжить роботов из Лесничества.

Первый осмотрел пустые кормушки и огромную кучу не пойми чего, отдалённо смахивающего на опилки. Волки сидели рядом, вывалив языки. Первый отдал команду лесникам прочесать территорию – вдруг лоси бродят где-то на самом краю – и снял пробу с кучи в надежде выяснить, что это, собственно, такое тут навалено.

Навалена была испорченная пища, а лоси пропали бесследно. Кучу следовало убрать подальше, а лосей каким-то образом завести снова.

Волки очень внимательно наблюдали за Первым. Когда он уехал, стая осталась у кучи. Обнюхала её, осмотрела кормушки, а потом рысью скрылась в чаще, взяв курс на запад.

Этой ночью в лесу никто не выл.

А на рассвете у ворот Лесничества раздались топот и мычание.

Там стояло большое лосиное стадо.

И сидели полукругом, не давая лосям удрать, очень довольные собой волки.

Лесники опознали стадо как своё, отогнали его к кормушкам и придержали там – лосей надо было заново приучить к территории. А из ворот появился Шестой с волокушей, полной еды. И с лопатой, разумеется. Только держал он её теперь не поверх кучи, а в манипуляторах.

Стая налетела на волокушу в надежде успеть поесть хоть немного… И дружно сморщила носы. Эта еда не пахла едой. И не была едой, во всяком случае, для волков. Настали тёплые дни, и Первый загрузил лесникам обычный «летний» рецепт. Самого простого лосиного комбикорма.

Волки бросились к воротам и закатили дикую истерику. Они трясли головами, плевались, рычали, визжали, а некоторые издавали даже что-то похожее на лай. Волки были оскорблены до глубины души.

Потом они ушли и не вернулись.

В мае на шатуна накатило весеннее настроение, и он наконец сообразил, с кем именно делил зимой вкусные опилки. Жених побежал делать барышне предложение. В нём уже совсем ничего не осталось от шатуна, он был гладкий, круглый, лоснящийся; красавец мужчина со сладким и мечтательным выражением морды. Тут-то ему барышня и припомнила, как он её зимой третировал. Опасаясь смертоубийства, примчался Второй со шприцем, но обошлось.

По берлогам эти двое разлеглись до снега, и очень вовремя. Потому что в один прекрасный день Первый отметил: настала зима. И когда из ворот Лесничества, как обычно, вышел Шестой с волокушей на буксире, весь лес обратился в нюх. Еда вновь приобрела волшебный запах, и самой малости не хватало, чтобы этот аромат смог разбудить медведя.

По пути следования волокушу атаковала пара енотовидных собак.

А назавтра прибежали волки.

Отчего Первый думал так долго, прежде чем отблагодарить их за услугу, осталось загадкой для волков. Зато Шестой больше не бил грабителей электричеством, позволяя ехать на волокуше аж до самых кормушек, и только там начинал гонять их лопатой. Это волки оценили.

На самом деле Первый вообще ни о чём не задумался. У него был интеллект, но не было рефлексии, понятия благодарности или сочувствия ничего не значили для лесничего, он только исполнял свой долг и собирался делать это впредь, превозмогая любые препятствия ради Лесничества и своих подопечных.

А у Шестого просто заклинило шокер.

Медведица в берлоге перевернулась на другой бок.

И улыбнулась во сне, совсем по-человечески.

На чёрном-чёрном острове был чёрный-чёрный пляж, а в нем большая чёрная-чёрная воронка, из которой торчал чёрный-чёрный гладкий купол. По куполу, невнятно чертыхаясь, ползали очень злые люди с мотками клейкой ленты и датчиками системы геологической разведки. Люди не могли ругаться в голос: каждый что-то держал в зубах. Зато с края воронки знатно голосил колоритный бородач.

– Правее, Майк! – кричал он. – Ещё на метр! И лепи его!

– Скользко, трам-тарарам…

– Давай-давай! Ещё три осталось! Времени нет совсем!

– Да чтоб оно всё…

Ещё на чёрном-чёрном пляже, на краю чёрной-чёрной воронки, валялся слегка помятый планетолёт типа «корсар» со сломанной посадочной опорой. Две уцелевшие «ноги» беспомощно торчали вверх и в стороны, придавая аварии оттенок нелепый и даже трогательный. Лапку кораблик подвернул, бедняжка.