Галина Бек - Записки доктора Тихонина. Промысел божий

Правда эта история со студентами чуть не закончилась для меня колонией для несовершеннолетних. Но нас спас молодой лейтенант госбезопасности. Он, кстати, чем-то похож на вас. Не помню его фамилию, но помню, что она как-то связана с овсом. Тихон Алексеевич улыбнулся и сказал:

– Толоконников. Он, мой двоюродный брат.

Вадим удивленно посмотрел на Тихона Алексеевича:

– То есть, это карма. Ваша семья по жизни всегда должна мне помогать?

– Должно быть это записано на небесных скрижалях наших судеб.

У Вадима просветлело лицо, он улыбнулся и продолжил свой рассказ:

– Этот неприятный, жизненный урок пошел мне на пользу. К десятому классу я опять начал хорошо учиться и довольно прилично себя вести. Я без труда поступил в политехнический институт на химико-технологический факультет и быстро освоил правила академического сообщества. Я проявлял активность на семинарах и лабораторных, писал доклады, и выступал на конференциях. К четвертому курсу мне уже прочили блестящую, научную карьеру. И все было хорошо, но тут в первом семестре последнего года обучения нам начали читать курс научного коммунизма. Лектор был настоящий авантюрист, «мошенник на доверие», он признавался нам на лекциях, что этот курс настоящая галиматья, набор теоретических оксюморонов, но благодаря именно этому, как он нам доверительно сообщил, он и смог защитить кандидатскую диссертацию. Как он выражался «легко ловить рыбу в мутной воде». Его театральная откровенность некоторым нравилась и многие студентки явно ему симпатизировали, но напрасно. У него была жена, дети и еще молодая любовница, его ассистентка, которая вела у нас семинары. С первой минуты как я увидел эту не в меру раскрашенную «гетеру», меня поразили ее кукольная красота, нарочитая сексуальность и полное отсутствие чувства собственного достоинства. Ее яркий макияж, крашенные, рыжие волосы, уложенные в красивую прическу и ее трикотажное, обтягивающее платье малинового цвета, кричали о страстном желании нравиться мужчинам. Мне было непонятно, как такая мало знающая и не умеющая излагать свои мысли женщина смогла не только получить диплом, но еще и стать преподавателем в высшем учебном заведении. Даже ее имя, Лилия Адамовна Шумерская, вызывало в мозгу какие-то странные ассоциации. На ее красивом лице, застыло выражение самодовольства и капризной обиженности. Ее как будто сильно напрягала ситуация, которая вынуждала ее проводить занятия со студентами. Ее покровитель помогал ей выходить из положения, он сам составлял список вопросов для каждого семинара, и ей надо было только их озвучивать. Все занятия проходили одинаково, она зачитывала вопрос и называла фамилию студента, который должен был отвечать на него. Если студент молчал, она ставила ему минус, если он говорил хотя бы несколько слов, звучащих похоже на то, что читал нам лектор, она ставила ему плюс. На первом занятии мы еще не знали правил игры и стали задавать ей вопросы, ни на один из которых она не ответила, а сказала нам читать лекции, в которых мы найдем все, что нужно. Потом зло посмотрела на нас и потребовала, чтобы мы на семинарах строго следовали ее плану. На следующем занятии наш самый продвинутый в общественных науках однокурсник сам вызвался отвечать на один из вопросов. Он минут пятнадцать нес откровенную околесицу, используя термины из курса научного коммунизма. Она восхитилась им и поставила ему два плюса вместо одного. Кто-то не смог сдержать смех и вся группа начала шушукаться и хихикать. К счастью для нее, это было в конце занятия, она видимо догадалась о розыгрыше и заявила нам с откровенным раздражением, чтобы «мы не считали ее полной дурой» и что-то вроде того, что нам не поздоровиться, если мы будем плохо себя вести. После ее ухода группа разразилась гомерическим хохотом. Началась интеллектуальная оргия зазнавшихся, молодых людей, почувствовавших свое умственное превосходство над преподавателем. Это было жестокое пиршество угнетенных своими комплексами неполноценности рабов ученичества. В конце концов, мне надоело участвовать в этом унижающем нас злорадстве, и я громко прокричал:

– Хватит ерничать. Вспомните вашу собственную глупость и «пусть бросит в нее камень тот, кто сам невинен».

Почти сразу стало тихо и пристыженные своим недостойным поведением, мы тихо разошлись по домам. На следующих занятиях мы вели себя как послушные ученики и в конце семестра все спокойно сдали зачет, и покончили с научным коммунизмом. Но для меня все только началось. Дело в том, что с каждой нашей новой встречей на занятиях, мне все больше хотелось узнать тайну этой женщины и то, что скрывается за вульгарным макияжем и выражением капризного недовольства окружающим ее миром. Мне казалось, что иногда, украдкой, она бросает на меня грустные взгляды. Мое мужское эго кричало, что я прямо таки Дон Кихот, который может вырвать эту красавицу из рук наглеца, имеющего над ней непонятную мне власть. Я начал считать ее невинной жертвой обстоятельств, которые вынудили ее отдаться этому прохвосту. Мой мужской шовинизм и наивность не давали мне разглядеть картины в целом и понять, что в разыгрывавшемся фарсе невинной жертвой был я. Вся эта трагикомедия тайно режиссировалась очень умным постановщиком, хорошо разбиравшимся в людях.