Лариса Порхун - Идеальный мир

Хотела бы она этого?! Да она об этом и мечтать не могла. Лена, которая после смерти родителей практически ни с кем не разговаривала, молча кивнула и, видимо, от избытка чувств, причём впервые со дня аварии, горько, неудержимо заплакала. Жадно и яростно. Лена рыдала так, будто очень долго ждала этого. Копила в себе эту боль, напитывалась безысходностью и горем, терпеливо ожидая момента, когда можно будет от них освободиться. Слёзы лились обильным, нескончаемым потоком, как будто снесло плотину, которая удерживала до сих пор копившуюся в ней и отравляющую всё её детское, неокрепшее естество, тоску и отчаяние. Рыдания сотрясали маленькое, худенькое тельце девочки. Но с каждой последующей секундой этого поистине очищающего действа, ей становилось всё легче. Что-то гнетущее, мучительное, наносное, – вымывалось, отслаивалось, растворялось в этом солёном озере слёз. Она и подумать не могла, какую огромную тяжесть носила в себе всё это время, какую, оказывается горестную скорбь, придавившую её своим удушливым, смрадным покрывалом, научилась не замечать, потому как сжилась с ней, заморозила в себе. Арон не стал произносить банальных слов, он просто тихо обнял её и гладил по спине до тех пор, пока она не затихла. И за это она тоже была ему благодарна.

Каким-то неведомым образом, в первые же секунды с момента их встречи, Арону удалось раз и навсегда покорить детское сердце. Да так, что она не замечала, не видела с тех самых пор вообще никого кроме него. Как бы то ни было, она, в ту пору семилетний ребёнок, с самой первой их встречи, оказалась очарована этим человеком. И в этом не было никакого сомнения. Ей нравилось в нём абсолютно всё. Он казался образцом, идеалом и пределом мечтаний, которые только могли возникнуть в душе маленького, раздавленного горем, безмерно одинокого ребёнка.

Даже блестящий пакет, который стоял на столе и явно был его, потому что просто не мог принадлежать никому другому, казался Лене каким-то необыкновенным. По крайней мере, она до сих пор таких не видела. Нигде, даже по телевизору. Собственно, телевизор в её теперешней жизни также отсутствовал.

Когда Арон опустил в пакет руку и вытащил оттуда прелестную куколку в розовом, бальном платье, у Лены перехватило дыхание.

– Это тебе, – протянул он ей это чудо, улыбаясь так, что от глаз на его загорелом лице разбегались несколько лучистых морщинок. Лена, закусив нижнюю губу и пятясь назад, отчаянно замотала головой.

– Тебе не нравится? – удивился Арон, переводя взгляд с неё на куклу и обратно. Ещё несколько энергичных отрицательных кивков:

– Не нужно, – после мучительной паузы и тяжелейшей внутренней борьбы, выдохнула она, наконец, – всё равно отберут…

– Ах вот в чём дело, – он сел в кресло директрисы и с облегчением откинулся на спинку кресла. Затем протянул ей обе руки, и когда она подошла к нему, взял её ладошки в свои и, заглядывая в её бирюзовые, диковинные глаза, произнёс:

– Тогда мы вот как сделаем, эта кукла будет ждать тебя в твоём новом доме, хорошо? Нужно подписать кое-какие бумаги, это займёт несколько дней, я думаю, и затем ты сможешь переехать ко мне, – он притянул её к себе и брезгливо двумя пальцами снял с её головы жёлтый капроновый бант, который ей повязала перед этой встречей воспитательница, пытаясь, видимо, таким образом несколько повысить ценность девочки в глазах потенциального опекуна.

Илиана усмехнулась… Было, было в этих подленьких, угоднических ужимках, в этих фальшивых гримасах притворной доброты перед состоятельными клиентами что-то гораздо более отталкивающее и гадкое, чем непосредственно в этой противозаконной, рыночной сделке, да и в самих охотниках за живым, несовершеннолетним товаром.

Она помнит, как Арон взял её лицо в свои большие, тёплые ладони и заглянул тёмными, блестящими, словно до блеска отполированными глазами прямо, как ей показалось, в её начинающую испуганно выглядывать из-за тёмного угла душу. Она могла бы стоять так, запрокинув голову и чувствуя, как живительные биотоки бьются у неё в висках под его мягкими пальцами, как приятное, благотворное тепло разливается по всему её маленькому телу, очень долго. Но Арон улыбнулся, поцеловал её в лоб и сказал на ухо:

– Ты – чудо… Ты пока не в состоянии понять то, насколько ты восхитительна… Мы поедем в Америку и я подарю тебе целый мир… Живой, настоящий мир, гораздо более прекрасный, чем этот… Твой собственный… Затем он сказал что-то на незнакомом тогда Лене языке и добавил: