Татьяна Буглак - Три Л Том 1. Големы

– Зачем? – начал было возникать Лёшка, ещё не совсем понимая, что происходит. Какое-то странное приключение, о каком он мечтал, но вот так неожиданно в него попасть…

– Плащи невидимы для инфракрасных датчиков. Намажьтесь, это отобьёт нюх у собак и электронного носа.

Они неслись по сумеречному преддождевому лесу, спотыкаясь о корни деревьев, царапаясь о колючие заросли малинника и ежевики, падая в ямы и снова вскакивая. Азарт на лице Лёшки давно сменился растерянностью, а потом напряжённым вниманием – только бы не переломать ноги. Лена, осознав, что за эти месяцы успел сделать учёный и как они трое рисковали, старалась сохранить дыхание. Лев Борисович то и дело хватал ртом воздух, лицо его побагровело, но он не отставал от обоих своих детей. Их нужно вывести в безопасное место! Это главное!

Изогнутый дугой корень – перепрыгнуть. Низкая ветка, стеганувшая по лицу – успеть закрыть глаза. Поехавшая под ногой земля, глинистая, пропитанная влагой, – удержаться, не снизить скорости. Вперёд! Небольшой обрыв, падение, вода мелкого ручейка. Встать на ноги, помочь отцу – он уже не выдерживает. Где Лёшка? Рядом. Тоже помогает. Молодец, сообразил. Хриплый, одышливый голос отца:

– По ручью вверх, там болотце, от него направо, выйдем к пригородам. Лёшка, помнишь, мы по Садовой проезжали? Там такой дом-замок со шпилем? Мобиль там.

– Помню. – Голос у парня тоже хриплый, дыхание сбилось. – Тебе плохо, па?

Он впервые вслух назвал его отцом. За все эти полтора года он ни разу так не говорил.

– Нет. Бежим!

По листьям что-то чвиркнуло, ещё раз, и ещё. Тонкий, как голос Тошки, звук. Тошка! «Мама Лена, а ты завтра рано придёшь?» Девушка едва не оступилась, в груди зажгло – не от бега, а от ощущения непоправимого предательства.

– Осторожно! – Крик отца и валящееся на неё тело.

Лена выбралась из-под упавшего, провела рукой по его лицу и поняла – всё. Стреляли парализатором, не опасным для молодого здорового человека. Но у отца и так было больное сердце, плюс этот безумный бег. Его сердце остановилось сразу.

Растерянный Лёшка стоял метрах в трёх от неё. Она подняла на него взгляд, уже зная, что нужно делать. Никто не имеет права лепить людей по собственной прихоти!

– Лёшка, беги! Мы придём позже. Беги, дурак!

Она начала швырять в него ветками и грязью. Так, как отгоняют собаку – зло, метко. Он, рванувшийся было к отцу, снова остановился, непонимающе взглянул на неё и бросился в лес. Она надеялась, что он успеет уйти.

В воздухе чвиркнула ещё одна пуля-ампула. И уже теряя сознание от парализующей боли, Лена услышала шелест начавшегося ливня, в который словно вплёлся шёпот отца: «Ушёл».

Он нёсся по лесу, чувствуя, как по лицу ручьями бегут струи дождя: те тучи с запада, что вечером золотились краями в закатном солнце, теперь закрыли всё небо и прорвались ливнем. Вокруг стоял ровный гул, под ногами хлюпало, и надо было бежать. Весь мир сузился до неостановимого бега по залитому дождём лесу. А потом вместо раскисшей земли его ноги ощутили что-то твёрдое и ровное. Парень поднял взгляд. Он стоял на обочине узкой дороги, всего в нескольких десятках метров от старинных деревянных домиков городской окраины. Он вышел к людям.

Лем стоял у окна и с привычной профессиональной внимательностью смотрел вниз, на клубящуюся в атриуме торгово-развлекательного комплекса «Баялиг» толпу покупателей, отдыхающих или спешащих по своим делам людей. Голова после вчерашнего гудела, хотелось пить, но двигаться было лень.

– Свари кофе, а?

– Сейчас, только рубашку найду. – Жаклин сидела на кровати, выискивая в ворохе одеял, простыней и пледов свои вещи. – Ага, вот она. Может, коктейль намешать?

– Нет, мне через час на дежурство. – Он поморщился, но не от головной боли – она уже проходила, – а от накатывавшего в такие вот моменты ощущения бессмысленности мира, и главное – от бессмысленности его собственной жизни. Привычное чувство, хорошо, что оно быстро пройдёт, а вечером обещала явиться Наташка, с ней точно скучно не будет. Пока же на Лема наваливалась серая беспросветность полнейшего одиночества.

Наверное, это его состояние передалось женщине, потому что она, стоя полуодетой у кухонной ниши, спросила, не отвлекаясь от приготовления крепчайшего чёрного кофе:

– Почему ты постоянно один?

– Не один. – Он отвернулся от окна и скабрёзно улыбнулся: – Сейчас с тобой, а вечером…

– С новой фифой из клуба, – закончила она за него. – Неужели тебе не надоело? Или ты на самом деле не умеешь привязываться к людям? Не хочешь любви? Семьи?