Эд Хок - Саппалит

Мне снился Саппалит.

Его уходящие ввысь стены окружала дымка тумана – защита от взоров недостойных, тех, кто никогда не сможет попасть внутрь. Саппалит куда больше, чем город. Саппалит полнится светом, награждает тебя всем необходимым. Дарит настоящую жизнь. Жизнь избранного.

Дива самолично встречал меня у ворот. Его лицо скрывала тень от красного капюшона. Удивляло, что ростом он был немногим выше меня. Всегда считал Диву если не гигантом, то точно превосходящим любого человека как в размерах, так и в уме. Я не видел его улыбки, но ощущал радушие и теплоту, как если бы он ждал меня слишком долго и уже разуверился дождаться. Дива не зазывал меня. Он неподвижен, как тысячи погибших городов, и, тем не менее, я чувствовал безмолвное приглашение. Приглашение стать частью последнего чуда на планете.

Когда-нибудь я достигну Саппалита и перестану беспокоиться о чем-либо, кроме безмерного счастья, которое он дарит каждому жителю.

Когда-нибудь, но не сегодня.

Аули, вопреки своей заботливой натуре, грубо растолкала меня. Я отбрыкнулся, застонал, пытаясь задержаться во сне чуть дольше.

– Роддер, мы должны идти, – зашептала она в самое ухо. Ее голос пропитала вина. Значит, дело серьезное, и выбор невелик: либо встреча с чужаками, либо рядом джанат.

Мои кости и суставы затрещали, встали на свои места, освобождая потоку крови привычный путь. Тепло разлилось по телу, а вместе с ним и энергия. Я поднялся, растер виски, лицо. Осмотрелся по сторонам. Большинство уже собрали вещи. Отец и вовсе был наготове. Он сурово смотрел на меня своим взглядом викинга.

О викингах я узнал из книг. Попадая в очередной город, я первым делом ищу книги, не испортившийся сахар да бумагу с карандашами. Раньше меня привлекали всякие безделушки: цветные прямоугольники со стеклами, странные машины с подвижными трубками, давно замершие часы с множеством стрелок и делений, темные браслеты с погасшими экранами. Отец говорит, что без электричества эти вещи потеряли смысл. Все аккумуляторы давно сдохли. Сам я плохо понимаю, что такое электричество. Отец говорит, что помнит это чудо.

Когда все произошло, ему было шесть или семь. Несколько лет они еще могли пользоваться старыми батарейками, генераторами, аккумуляторами. Использовали фонари. После факелы, пропитанные маслом. Потом масло окислилось и пришло в негодность. Хранили пищу в специальных морозных камерах – холодильниках, где она долго не портилась. Да и вообще, благодаря электричеству, еды было вдоволь.

Сейчас же отец ищет механизмы, для которых электричество не нужно: шестеренки, цепи, болты, гайки, трубки. Он жалеет, что в нашем племени нет инженеров – людей, способных восстановить электричество и придумывать разные штуки. Отец думал, я смогу быть инженером. Он обрадовался, если одобрительное кивание его косматой головы с бровями, сросшимися у переносицы, можно принимать за радость, когда я проявил интерес к книгам. Он обучил меня чтению. Вернее, тому, что умел сам. Остальное я узнавал понемногу от других старших, пока сам не научился добывать знания. Сейчас я читаю гораздо лучше отца и кого бы то ни было. Большинство в нашем племени вообще не умеют читать, в том числе и Аули. Но те книги, что я могу осилить, отец называет хорошим топливом, а книги действительно полезные я не тяну. Чтение занимает почти все свободное время, если только я не рисую. Меня не расстраивает отношение отца к моим книгам. Я привык, что он вечно всем недоволен. Оно и понятно: он стареет, тащить на себе племя становится сложнее и сложнее. Да и пройти ему пришлось через многое. Как-никак, он один из немногих, кто застал крах человечества лично, хотя и не может толком объяснить, что же произошло. Но я не беспокоюсь о знаниях, инженерах и электричестве. Знаю: в Саппалите есть все.

– Что произошло? – спросил я у Аули, сматывая спальный мешок. – Чужие?

– Джанат. Твой отец говорит, ветер изменился, и джанат рядом.

– Возможно, нам придется искать новое место.

Я не заметил, как подошел отец. Аули вздрогнула. Побаивалась его. Каждый побаивался моего отца. Кто-то говорил об уважении, но страх он и есть страх, как его не назови. Даже я в своих карандашных рисунках изображаю отца непомерно суровым, злым. Добавляю ему рвущие одежду мышцы, как в книгах с цветными картинками, хотя все мы худые. Один лишь Рапу не обращает на отца внимания. Он – единственный из нас обладает небольшим животиком. Но с него и взятки гладки, что бы это не означало.