Ксения Трачук - Ради Евы

Доктора предупреждали, что побочные эффекты обойдутся слишком дорого – гораздо дороже миллионов, потраченных на попытку обмануть время… Нет, лучше сейчас, чем никогда!

Анастасья уже собиралась пригубить свой бокал, как в гостиной появилась её внучка. И снова новый образ! Прежний мешковатый наряд уступил место облегающему платью до пят. Трикотажная ткань, словно огромный носок, плотно обтягивала изящную девичью фигуру.

«Да, только в твоём возрасте и с твоей внешностью можно напялить на себя такое!» – улыбнувшись про себя, подумала Анастасья.

И всё же трюк не удался: даже в уродливом платье-носке, с татуировками и сияющим голым черепом Ева Берже была красавицей. Изящный разрез тёмно-карих глаз, нос с едва заметной горбинкой, бледные тонкие губы… Бесспорно притягательное лицо, выдающее то, что нельзя скрыть: породу, острый ум, чувствительность. И непростой характер!

– Наверное, я зря настояла на ужине вдвоём, – начала Анастасья. – Ведь ты так устала!

– Пустяки, я в порядке, – бодро ответила Ева. – У тебя здесь очень мило… Хотя, наверное, зимой холодно? – добавила она, покосившись на огромные окна в пол. – Честно говоря, вообще не помню русскую зиму. А ведь я пару раз приезжала сюда в январе!

– Но тогда у меня не было загородного дома. Да, пожалуй, здесь холоднее, чем в Москве, но я привыкла… Будешь вино? Это крымское, французского у меня нет…

Кажется, отсутствие привычных напитков ничуть не смутило девушку. Она, не выбирая, налила себе белого и, не отпив ни глотка, поставила бокал на столик. Затем села в большое удобное кресло, растянулась, как на пляжном шезлонге, и принялась смотреть в окно. Теперь Анастасья видела её правильный, точёный профиль: лицо казалось непроницаемым… Что её занимает?

– Как Элизабет? – задала Анастасья дежурный вопрос о матери Евы.

– Бетти? Нормально. Впрочем, я давно её не видела, – ответила девушка, не поворачивая головы.

«А отношения у них не намного лучше, чем были когда-то у меня с мамой, – подумала Анастасья. – Как всё повторяется!»

– Расскажи, что ты собираешься делать в Москве…

Приличия требовали предварительной светской беседы. А Анастасье так не терпелось перейти к главному! Казалось, Ева не горела желанием откровенничать, однако наконец повернулась к бабушке лицом.

– Что я буду делать? То, чего требует докторантура… Исследования, несколько интервью, лекции… Я должна закончить диссертацию. Плюс русский – мне нужно практиковаться… Ну и, конечно, я приехала повидать тебя! – всё-таки добавила она после небольшой паузы.

«Спасибо и на этом! – мысленно улыбнувшись, подумала Анастасья. – Надо бы спросить о причёске… Нет, как-нибудь потом!»

– Ты не возражаешь, если я останусь до Рождества? – продолжала Ева. – Забавно, но у нас все по-прежнему говорят «Рождество», «рождественские каникулы», хотя это давно отменили. Ты ведь знаешь, что в Восьмой республике это называется «новогодние праздники»? Антидискриминационные законы в действии… Так что скажешь?

– По поводу отмены Рождества или твоего приезда? – улыбнулась Анастасья, так и не привыкшая называть Францию не Францией.

– Моего приезда, конечно! – ответила Ева.

– Ты можешь оставаться здесь столько, сколько потребуется!

– Спасибо!

– Вернее не так…

Анастасья с небольшим усилием привстала с кресла и, всем корпусом развернувшись к Еве, серьёзно посмотрела ей в глаза:

– Я хочу, чтобы ты не уезжала! Вообще. Чтобы ты осталась здесь, в России!

Лицо девушки слегка дрогнуло. Казалось, она не совсем поняла то, что сказала бабушка, – или не хотела понимать.

– Я хочу, чтобы ты меня выслушала. Знаю, ты устала с дороги… Но это очень важно для меня, слышишь?

Анастасья слегка повысила голос, и теперь в ней звучала властная женщина, сама распоряжающаяся своим солидным состоянием:

– Ты знаешь, что я многие годы жила во Франции. Но решила оттуда уехать…

– Тебе не нравится Восьмая республика? – перебила Ева.

– Подожди, ты слишком торопишься! – остановила её Анастасья. – Итак, я прожила во Франции целую вечность – больше сорока лет. Когда-то я приехала туда учиться – и осталась навсегда. Так мне казалось… Но когда родился твой отец, я поняла, что… это не для меня. А главное, сама Франция постепенно переставала быть Францией! Всё началось задолго до Восьмой республики. И даже задолго до французской интифады 4 4 Интифада – арабское движение, направленное на освобождение территории или восстание против власти. – Примеч. ред. … Уже тогда, в двадцатых годах, я хотела уехать. Или хотя бы жить на две страны. Но это оказалось невозможно.