Евгения Дербоглав - Доктор гад

– Откройте, господин Вонцес, – Ребус, марая железо кровью, опёрся на прутья и просунул между ними руку, силясь дотянуться до Вонцеса. – Сыграем в «лепестки-и-бокалы». А потом сыграю вам марш на пианино – самый ровный, безупречно просчитанный марш.

– Зачем? – прошептал Вонцес.

Ребус повернулся к коллегам, бледный как холст.

– Ломать? – спросил Клес.

– Ерл его ведёт, пусть он и решает.

Ерл приободрился и, поджав губы, вымолвил:

– Ломать.

Двое навалились на прутья клетки, а в центр лабиринта с устрашающим свистом устремился туман – словно лабиринт вдохнул, не желая задыхаться под чужим напором. Безумие не хотело отступать, оно сопротивлялось. Ерл хватал руками хищные сполохи, но рук не хватало, тварей было слишком много. Одна увернулась от его хватки и вцепилась Клесу в загривок. Ерл отодрал её и яростно втоптал в землю, но на него тут же налетели новые. Ребус с рептильной ловкостью юркнул в открывшийся проём и пошёл к механику. Того словно опутал туман, густой как желе и такой же трепещущий. Но, почуяв чужака, туман ожил. Серые шеи приподнялись и разверзли пасти, готовясь к броску.

– Клес, – сказал Ребус, – выйди и проверь пациента. Я боюсь за сосуды в мозге. Сможешь его посадить? – Рофомм, мы тебе тут оба нужны, – возразил фельдшер.

– Будь добр, – скрипнул шеф-душевник, слишком напряжённый, чтобы хамить.

Клес, судя по всему, подчинился – он мгновенно исчез, словно его стёрли, и Дитр недоуменно моргнул над окуляром. И в следующий же миг его схватили за плечи и потащили прочь от душескопа и распятого под ним механика.

– Вам сюда нельзя, – спокойно сказал Клес. Выглядел он ужасно – борода взмокла, на лбу вздулась жилка, зато светлые, как у всех южан, радужки глаз потемнели так, что почти слились со зрачками. – Я понимаю вашу любознательность, это явно профессиональное, но вам нельзя. Все наши операции проходят во всемирно-конфиденциальной обстановке.

Дитр не имел ничего против фельдшера и против правил, по которым работали душевники, но проблема была в том, что Дитр Парцес был не один – и любопытно было не одному ему. Клес вдруг охнул и сжал кулаки, но тут же пришёл в себя, прежде чем Дитр успел сообразить, что случилось.

– Хорошо, смотрите, только внутрь не лезьте, – глухо вымолвил он и занялся креслом, на котором лежал механик. Клес ловко обращался с креслом и приборами, по-стервятничьи нависшими над пациентом, и даже после изменения положения тела иглы не слетели и приборы остались на своих местах.

И он увидел саму операцию – само удаление проклятия из души. Проклятие сопротивлялось, и, чтобы вытащить его, Ребус терял силы. «Неудивительно, что он пьёт и употребляет», – подумал Дитр, наблюдая, как шеф-душевник, незнамо каким скальпелем раскроивший грудь человека в клетке, отбивается от облепивших его туманных червей.

– Зачем? – переспросил он больного. – Знай я зачем, не жил бы как живу, – он горько хохотнул, хватаясь за тушу твари, обвившей его грудь. – Ерл, что это за проблудь? Раньше таких не было, насколько я тебя понял?

– Я тебе уже сказал, шеф, – отвечал ему подчинённый, еле удерживая хищный ворох. – Тут были только проекции страхов в форме шпионов, солдат, диверсантов и прочих – в человеческой форме. Вонцес, можно сказать, застудил душу в тум… – он вдруг осёкся, отшатнувшись от больного.

У того из груди взметнулся серый столб. Он ринулся в несуществующее небо и разверз пасть над жертвами. Ерл отскочил куда подальше, Ребус стоял, задрав голову, и с кривой ухмылкой смотрел на него. Пасть вдохнула невоздух, забирая его у тех, кто был сейчас в душе Вонцеса, словно бы пустота устремилась промеж стен лабиринта, и они содрогнулись.

– Сейчас оно попытается меня сожрать, – спокойно прокомментировал Ребус. – Пока будет пытаться, ты отпилишь его от Вонцеса.

– Понял, – кивнул Ерл.

И тварь набросилась на самую простую жертву, а Ерл ринулся к телу механика. Пасть гигантской твари поглотила фигурку в кафтане, и её бесконечная глотка пошла спазмами, силясь протолкнуть жертву в страшную глубь. На Ерла, который рвал её у основания, тварь не обращала внимания. И лишь когда полетели туманные ошмётки, четырехстворчатая пасть развернулась к нему, но тут же дёрнулась кверху – что-то творилось у неё внутри. Пасть разверзлась и заорала, а Дитр Парцес где-то в кабинете зажал уши. Тварь кричала тысячами голосов, хныкала, свистела, пищала и ревела на все лады – тысячами мёртвых голосов, которые когда-то раздавались в мире телесном, но ныне отошли во всемир. Глотку прорвало изнутри, и оттуда высунулась рука со скальпелем, а затем появился и сам Ребус, кромсающий тварь вдоль и поперёк.