Лю, Илья Суханов, Сергей Легеза, Сергей Булыга, - Космопорт 1 - 2013

Мама и я посмотрели на него с удивлением.

Одуванчики.

Бриз разбросает семя

Поздней осенью .

Я кивнул, пытаясь понять, что случилось. Папа быстро и крепко обнял меня.

— Помни, что ты — японец.

И они ушли…

— …Что-то продырявило парус, — говорит доктор Гамильтон.

В тесной комнате был только старший командный состав и мы с Минди, потому что уже были в курсе. Не стоило сеять панику среди команды и пассажиров.

— Эта прореха сбивает корабль с курса. Если не заделать её, дыра будет расширяться, в конце концов парус развалится, и «Надеющийся» будет дрейфовать в космосе.

— Мы можем как-то заделать её? — спрашивает капитан.

Доктор Гамильтон, который всё это время был мне как отец, качает седой копной волос. Я ни разу не видел его таким подавленным.

— Прореха в нескольких сотнях километров от центра паруса. Понадобится много дней, чтобы кто-то добрался до неё. Двигаться слишком быстро опасно, очень велик риск повредить парус. А к тому моменту, когда этот человек доберётся до дыры, она станет уже слишком большой, чтобы заделать её.

Так получилось. Всё преходяще. Я закрываю глаза и представляю парус. Плёнка такая тонкая, что любое неосторожное прикосновение может проткнуть её. Но она крепится на сложной системе планок и распорок, которая обеспечивает жёсткость и натяжение всей конструкции. Когда я был ребёнком, я видел, как её раскладывают в космосе, это напоминало фигурки оригами, которые складывала мама.

Я представляю, как прикрепляя и открепляя трос к планкам и распоркам, двигаюсь вдоль паруса, это чем-то похоже на то, как водомерка скользит по поверхности пруда.

— Я могу сделать это за семьдесят два часа, — наконец произношу я. Все поворачиваются ко мне. Я объясняю задумку: — Я знаю, по какой системе соединены распорки, я наблюдал за ними большую часть жизни. И я могу найти самый короткий путь.

Доктор Гамильтон в сомнении.

— Эти распорки не предназначены для таких манёвров. Я не планировал, что их будут использовать таким образом.

— Тогда будем импровизировать, — говорит Минди. — Чёрт побери, мы же американцы! Мы никогда не сдаёмся.

Доктор Гамильтон с уважением смотрит на неё:

— Спасибо, Минди.

Мы планируем, мы спорим, мы кричим друг на друга, мы работаем ночь напролёт.

Добраться по тросу от жилого модуля до солнечного паруса — трудное и долгое дело. Я затратил на него почти двенадцать часов.

Я был живой иллюстрацией ко второму слогу моего имени:

Он означает «парить». Видите, что-то поднимается слева? Это я, пристёгнутый к тросу. Из шлема торчит пара антенн, а на спине у меня крылья — что, в данном случае, означает ракетные двигатели и дополнительные топливные баки, которые поднимают меня всё выше и выше к огромному и тонкому как шёлк зеркальному куполу солнечного паруса, закрывающего всё небо.

Минди болтает со мной по рации. Мы шутим, делимся секретами, обсуждаем вещи, которые сделаем в будущем. Когда мы уже не можем ни о чём говорить, она поёт мне. Её задача не дать мне заснуть.

— Вареваре ха, зоси но айда ни каику ни ките…

Но подъём — это самая простая часть путешествия. Добираться через сеть распорок паруса к прорехе будет гораздо тяжелее.

Я покинул корабль тридцать шесть часов назад. Сейчас голос Минди звучит уже устало. Она зевает.

— Спи, детка, — шепчу я в микрофон. Я настолько вымотался, что мне хочется закрыть глаза хотя бы на секундочку…

…Летний вечер, я иду по дороге с папой.

— Мы живём в краю вулканов и землетрясений, тайфунов и цунами, Хирото. Каждый день мы сталкиваемся с тем, как ненадёжна наша жизнь на узкой полоске поверхности этой планеты между подземным жаром и ледяным вакуумом сверху…

…И я снова в скафандре, и снова один. Секундная потеря концентрации чуть не стоила мне одного из топливных баков, я почти потерял его, когда стукнулся рюкзаком об одну из балок паруса. Я вовремя успел подхватить бак. Чтобы двигаться быстрее, в моём снаряжении нет ни грамма лишнего, и я не позволю себе потерять хоть что-то. У меня нет права на ошибку.

Я пытаюсь отогнать дрёму и продолжаю двигаться…

— …Но именно это осознание близости смерти, бесконечной красоты каждого мгновения, позволило нам выжить. Моно-но аварэ, сынок, это эмпатия со вселенной. Это душа нашей нации. Благодаря этому мы пережили Хиросиму, оккупацию, все лишения и угрозу полного уничтожения, не теряя силу духа…