Сергей Алексеев: Чёрная сова

Проблудив ночь, Сева едва приволокся с гнедым в поводу рано утром, но на удивление не ворчал, однако же заявил, что больше в жизни верхом не сядет. Пешком ходить он тоже не хотел и после недолгих раздумий выдал условие: вот если Терехов возьмёт себе гнедого, а ему отдаст кобылицу, то он попробует ещё раз.

У Андрея к концу дня тоже болел шейный позвонок, однако застарелая эта боль давно стала привычной, иногда по утрам вставал с ней и ходил, по определению туриста, как свинья, и в самом деле не видел неба. Пришлось отдать серую в яблоках, которая рысила мягко, иноходью, но Севе всё равно скачка разбивала суставы. Поездив пару дней, он снова где-то проблудил ночь, и наутро опять стал плакаться. На его счастье, в тот день вечером лошади сорвались в бега.

Каждый обихаживал свою конягу сам, а тут, пока Терехов разжигал паяльную лампу, на которой готовили пищу, Сева вызвался расседлать и стреножить обоих скакунов. В эту ночь они и сбежали, неведомым образом освободившись от крепчайших пут из конского волоса. Напарник как-то навязчиво клялся и божился, что спутал хорошо, и отпускать коней у него и в мыслях не было. Серую кобылицу

после недолгих поисков всё же удалось найти и приманить сухарём с сахаром, за которым она бегала, как наркоман за героином. Гнедой жеребец не давался, невидимый, бродил по округе и окликал свою привязанную на длинном скалолазном тросе подругу.

Недели две геодезисты завьючивали её и перевозили груз, поскольку менять стоянки приходилось чуть ли не каждый день, дабы сократить долгие пешие переходы и уберечься от случайных гостей, которые воровали дрова и всё, что плохо лежит. Так что лагерь разбивали в пределах прямой видимости от объектов работы. А самым тяжёлым предметом был вьючный ящик с документацией, где находился ещё и походный сейф с секретными материалами, выданными опасливыми учёными под расписку.

Однако Сева опять отличился: привязал кобылицу к камню — на плато ни единого деревца! — и она тоже сорвалась в бега вместе с седлом и притороченной к нему сумкой, где, помимо прочих вещей, лежал единственный лазерный инструмент — дальномер. У Терехова не нашлось сил даже отругать его, только руками разводил, глядя на болезненного напарника. Мало того, что теперь таскали на себе тяжёлый вьючник и весь скарб, ещё ходили с чувством вины и материальной ответственности: за лошадей расписались п накладной «сдал — принял». А из-за потери дальномера с рулеткой бегали! Академия требовала привязку чуть ли не до сантиметра.

Тут ещё Сева окончательно разболелся и слёг...

На счастье геодезистов, наконец-то вышел из отпуска Репей — начальник заставы Репьёв, которого ждали всю экспедицию. Они с Тереховым друзьями никогда не были, хотя вместе учились в Голицинском погранучилище, но этот человек, по случайному стечению обстоятельств, сам того не ведая, сыграл значительную и неприятную роль в судьбе Андрея.

Терехов был на курс помладше, однако хорошо знал Жору Репьёва, поскольку они оба пришли после срочной сержантами, а таких курсантов сразу же назначали старшинами учебных рот. Тем паче, что Жора уже был гордостью училища, его фото висело на Доске почёта, и его старательность в учёбе приводилась в пример.

Жорину фамилию и портрет Терехов узрел на Доске почёта в Кош-Агачской комендатуре и сначала немного ошалел: как так — начальник заставы до сей поры ещё капитан, когда уже в генералах ходить должен? Да тот ли это Репьёв, с которым однажды встречали Новый год в подмосковном городке в компании ткачих ковров? Всмотрелся в фотографию: вроде, тот, но какой-то взъерошенный, помятый, словно стоит на холоде и щурится от ветра.

Потом обрадовался: хоть с погранцами не будет проблем! А то в Академии предупреждали, что они отслеживают каждое передвижение учёных и создают много хлопот. Когда археологи здесь работали, то случайно залезли сначала в китайскую запретную зону, потом в монгольскую, и был приказ коменданта держать их на коротком поводке: дескать, там минные поля ещё со времён противостояния с Китаем.

Но оказалось, что Репей буквально на сутки раньше отбыл в отпуск и пребывает где-то в Краснодарском крае, будто строит там себе коттедж и ждёт перевода на юг. Видно, у лучшего курсанта служба не задалась или сам не хотел продвигаться в старшие офицеры, дабы не удлинять срок выслуги и не отодвигать пенсию. В комендатуре народ был несловоохотливый, подозревающий, и почти никак не отреагировал на знакомство приезжего «учёного» с капитаном Репьёвым и на то, что они однокашники. По их мнению, все «академики» были туповатыми и нагловатыми «профессорами», которые не ходили строем, а залезли на плато, вытащили из могилы исколотую бабу, и теперь сюда прёт поток всяких туристов, полудурков, иностранцев со всех концов света — одна головная боль! Так бы служили себе тихо-мирно.