Татьяна Замировская - Смерти.net [litres]

Диктатор кивнул.

– Я слышал. У меня была связь, только односторонняя. Но она всегда односторонняя.

Мне стало жаль диктатора. Там, где его никто не боялся, он и не был страшным. Хорошо, что он не нейрозомби: так бы просто откусил мне голову и съел ее.

– Ты, выходит, так и не узнала, за что твой тебя убил-то? – спросил диктатор. – Я что-то сам ничего не понял, пока смотрел.

– Не выяснила, – вздохнула я.

– Ты включена в список невыездных, – заметил диктатор.

– Я мертвая, со мной ничего не сделаешь, – сказала я.

Я схватила со стола коммуникатор. На экране высветилось ночное, белое, как мотылек, лицо Лины.

Я помахала ей нормальной женской рукой.

– Я в курсе, – сказала Лина. – Я все видела. Это невероятно.

– Откуда ты знаешь?

– Мы тебе позвонили, а там – он. Ну, этот ваш старик малахольный. Показал нам экран, на связи был. Молодец такой.

– Не может быть!

– Да он такой же пленник, как и мы все.

Я согласилась: такой же пленник. И попросила Лину купить мне билет на ближайший рейс домой. С этой землей случайных чисел меня больше ничего не связывало.

– Знаете, – сказала я диктатору неожиданно уважительно, – вы просто не выходите больше с ними на связь. Уже ничего не имеет значения.

– А как они там без меня справятся? – грустно спросил диктатор.

– Справятся, – сказала я.

И он со мной согласился. И я поняла: диктатор на самом деле уже давно не диктатор.

Губы, убивая памятью, будут ощущать единственный поцелуй всю жизнь. То есть – целую вечность. Говоря о поцелуях и холизме: если ты читаешь это от первого лица – постучи по стене один раз. Если как просто прилагательное – постучи два раза или вообще не стучи, вечность любит тишину.

Обратно я летела тем же самолетом. Моя стюардесса подсела ко мне и доверительно поделилась, что они специально не полетели назад сразу же, погуляли по улицам, посидели в молодежном кофешопе, переночевали в помпезной пряничной гостинице для знаменитостей и президентов, чтобы дождаться, когда я отправлюсь домой. По ее словам, впрочем, я как-то подозрительно мало времени провела в местах, где родилась мама.

– Почти десять часов выдержала, – вдруг призналась я. – Плюс посетила резиденцию президента. Там очень сельскохозяйственно: курочки, павлины. И сам президент приятный такой, не страшный, обычный простой человек, к каждому туристу может выйти, пообщаться, найти какие-то слова подходящие. Простой человек из народа, а не чудовище.

– А вот ходят слухи, – заволновалась стюардесса. – Что он отсюда – ну, от нас – управляет страной в реальном мире. Что такие технологии там изобрели, что это возможно.

– Не, это слухи, – успокоила ее я. – Отсюда ничем и никак нельзя управлять. Мир неуправляем.

– Наверное, тяжело быть диктатором, – кивнула стюардесса.

– Очень тяжело, – подтвердила я. – Все время слышишь крики.

В аэропорту меня встречали с цветами и маленьким оркестром старушек с губными гармониками, который неведомо как организовал С. Оркестр исполнял старенькие песни юности С., который как произведение коллективной памяти и сам был несколько устаревшим: «Даффодиловы слезы», «Не бойся роторной жатки», «Гиперобъект», «Параноидальный андроид» (и я тут же вспомнила, что однажды и правда слышала эту песню в аэропорту и, чтобы поверить в это, четыре раза проехала вверх-вниз на эскалаторе, из которого она хлестала, как медленная рвота). Все были счастливы меня видеть. Муж снова (почему снова?) разрыдался – наверное, из чувства вины, ведь та рыжая гриппозница тоже притащилась и сверлила меня янтарными влюбленными глазами, как нажевавшаяся травы чужая временная кошка. Моя Лина впервые в послежизни по-настоящему расслабленно улыбалась, и даже привычно отстраненный А. смотрел на меня, как на подарок – словно я была не копией себя, но шоколадной коробкой нейрозомби с начинкой памяти всех, кого я оставила.

О внешней, событийной, нарративной стороне пребывания в диктаторе мне не обязательно было рассказывать, поскольку моя Лина следила за всем происходящим посредством связи с ошарашенным диктатором (выяснилось, что после смерти он, как венгерская мама Гарри Гудини, действительно выучил несколько языков). Он в благоговейном ужасе наблюдал за моими передвижениями на своем экране, куда происходящее передавалось из мини-дронов, сопровождающих каждый шаг действующего клона.

Возможно, я и видела их – кажется, они вылетали у меня из носа наподобие невидимых красных чайных мушек. Или это были просто капельки крови. В таком случае все происходящее снималось на висящие в воздухе капельки крови – что тоже не сильно отличается от правды.