Дмитрий Манасыпов: Дохлокрай

Сигарета оказалась лишней, портила обоняние. Только в такую белую круговерть с ветром вообще что-то тяжело почуять. Как бы сильно и мерзко оно не воняло. Но все равно, перед тем, как войти внутрь, он остановился, ловя воздух. Плевать ему на озадаченные лица заметивших. Полной луне и любящим ее на них тоже накласть. С минуту ноздри шевелились, пытаясь уловить нужное, но… Возможно, все хорошо. И он просто устал и на взводе. Ждет беды там, где ее нет в помине. Всякое бывает.

Внутри оказалось хорошо. Тесновато, но уютно. Водитель помахал ему из угла, уже что-то заказывая. Он кивнул ему, пройдя в туалет. Мыл руки, пользуясь одноразовым мылом, прихваченным из вчерашней гостиницы. И внимательно изучал стены. Ведь всякое же бывает. Иногда ему доводилось находить нужное вот в таких загаженных местах.

Здесь, кроме двух телефонов с обещаниями «всегда, дешево и феерично» ничего не попалось. Если не считать пары наклеек у самого зеркала. Хотя наклейки больше казались фанатскими. Два почти одинаковых черепа, непонятное лого и эмблема. Все стандартно.

Водитель попался настоящий, такие не редкость в его возрасте. Подобрал по дороге, так взял шефство. Отказываться от парящей еды было бы оскорблением. Тем более, ему уже нашли следующего, едущего как раз куда нужно. Он улыбнулся, благодаря. Дорога возьмет свое и хорошо, если просто придется помогать заменить колесо. Дорога возьмет свое, как бы не хотелось иного.

Суп, густой, наваристый, с фрикадельками, совсем домашними по вкусу. Салат и картошка с мясом, прожаренным до любимой сухости. Мясо с, сука, «кровью», он не любил. Тут его бифштекс прожарили полностью, как надо даже по требованиям СЭС. И яйцо сверху, лопнувшее рыжим, растекшимся по бифштексу, золотом. Есть захотелось еще сильнее. Водители рассмеялись, радуясь за него. Дорога учит многим простым радостям. Включая помощь другому, пусть и не близкому. Куда там многим святошам. Он попросил молока. Его налили прямо на глазах, достав из холодильника большую запотевшую банку. Сливок там оказалось на два пальца и их лишь чуть разогнали ложкой.

Молоко он смаковал после еды. Глотал, гоняя по языку жирный домашний вкус. Улыбался, слушая незамысловатые байки и легкий мат вокруг. Простые радости самые лучшие. И променять эту забегаловку на ресторан не хотелось. Сейчас-то уж точно.

Крик услышал только он. Женский, далекий и тут же приглушенный. Пришлось удержаться и не бросить об стену стакан. Порой работа не просто надоедала. Порой выводила из себя, чуть не превращая в существо, куда более страшное чем те, с кем приходилось работать. Пришлось извиниться и попросить не уезжать без него. Водитель, худой и рыжеусый, кивнул, решив досмотреть сериал. А ему пришлось идти в чертов снег, кружащий вокруг тепла, света и спокойствия.

Собака, рвущая цепь рядом с колонками, даже не выла. Зверь не просто боялся. Зверь почти умирал от страха. Он ее понимал. С его клиентами сможет справится всего пяток мохнатых. И явно не такая, как непонятной помеси сучка, сидящая для редкого гавканья. Но хотя бы помогла понять куда идти. Цепь натягивалась в сторону людей и света. Значит, идти к машинам, уже похожим на огромные сугробы. Лишь бы успеть пока никто не появился. С женщиной все ясно. Уже все совершенно точно, раз не кричит.

След нашелся, пусть и почти заметенный. Ветер выл и кидался колкой острой крупой. Мягкая сырая вата явно у зимней ночи пока закончилась. След виднелся через снег, такой знакомый и явственный… Не пропустишь. Темный, еще парящий, в редких пробивающихся лучах освещения отдавал глубоким темным красным. Как хорошее сухое вино. Только вино не пахнет металлом и солью.

Он никогда не убирал инструменты в рюкзак. Если дело доходило до полиции и обыска… им же хуже. Следующий пробившийся отсвет сверкнул на стали, отразился от разводов серебра клинков и испуганно отскочил. Все верно, свету стоит опасаться его темных дел. Они очень неприглядны. Если не сказать страшны.

Уходить в саму темень не пришлось. Женщину он увидел издали. Раскиданную по обочине ломаной марионеткой. Взрытая вечером колесам грязь, чуть присыпанная снегом и густо политая ее кровью. Хренов натюрморт вместо портрета. Ее куртка явно появилась на свет белой. А сейчас казалась почти черной. Тень за его спиной выросла неожиданно.

– Чего это? – рыжеусый испугался. Голос дрожал. – Что это?

– Ты захватил мой рюкзак?

– Да. Ты, это…

– Помолчи… – он запнулся. – Пожалуйста.