Илья Шумей - Крестоносцы пустоты

Вообще, наши с ней отношения, несмотря на прошедшие годы и рождение Кирюши, до сих пор вызывали у меня определенное недоумение.

Холодной, расчетливой и предельно трезвомыслящей наследнице Клана Саттар не пристало идти на поводу у сиюминутных эмоций и связывать свою судьбу с человеком, обитающим, так сказать, этажом ниже, но Юля никогда не обращала внимания на мнение окружающих. Она всегда поступала так, как считала нужным. Здесь и сейчас. Пусть даже в ущерб имиджу и репутации.

И, знаете что, интуиция ее еще ни разу не подводила. Ее отчаянные и дерзкие выходки неизменно приводили в итоге к росту популярности и повышению авторитета. Даже ее отец, пусть неохотно, но признавал, что Юля обладает удивительным чутьем, позволяющим любой поворот событий обращать себе на пользу.

Именно поэтому я ощущал себя немного неуютно – от меня-то ей никакой выгоды не перепадало.

Но шли годы, и я начал уже воспринимать Юлю как вполне обычного человека, пока экстремальная ситуация не пробудила вновь к жизни ее темное механистическое нутро.

– Ты со мной?

– Разумеется! Когда вылетаем?

– Сегодня вечером. Билеты я уже забронировала.

– А как же Кирюша?

– Я уже договорилась с няней. Сложностей не будет.

И вот так всегда. По большому счету все ее вопросы являлись пустой формальностью. Ведь «Билеты я уже забронировала». Все учтено и предусмотрено ее холодным и расчетливым умом. Сопротивление бесполезно.

– Хорошо, скоро буду.

Всю дорогу до дома меня не покидало ощущение, что я не особо уверенно контактирую с землей под ногами. Александр Саттар, один из руководителей Лиги, всегда казался мне незыблемым монолитом, скалой, способной вынести любые потрясения. Известие о том, что его свалила болезнь, реально выбило меня из колеи. Да и прочие члены Лиги, полагаю, чувствовали себе немногим лучше.

Несомненно, за прошедшие несколько лет власть и влияние Лиги Корректоров существенно усохли, и ее участники более не могли свысока поплевывать на простых смертных, но и того, что оставалось, с лихвой хватило бы на несколько императорских семейств. Одной из основных заслуг Александра Саттара на посту ее Председателя являлось то, что в череде скандалов и кризисов ему удалось Лигу не только сохранить, но и в значительной степени зацементировать ее привилегированное положение, пусть и не настолько влиятельное как прежде. Таким образом, вакуум, образовавшийся после ухода Председателя со сцены, вполне мог засосать в себя очень и очень многое, превратив все его достижения в труху.

Мне в голову упорно лезла аналогия с внезапно прихворнувшим слоном, на спине которого доселе покоился наш мир. Мало того, что двое его оставшихся коллег могут и не вынести резко возросшей ноши, так они непременно еще и перегрызутся между собой за оставленное им наследство.

Как ни крути, а перспективы рисовались исключительно тревожные и смутные. И наши личные хлопоты виделись лишь мелкой рябью на гребне неотвратимого девятого вала накатывающих проблем.

– Переодевайся быстрей! – Юля буквально втащила меня в дом, – Алан на связи, и у него есть что-то важное для нас.

– Алан?! – опешил я.

– Да. Давай быстрей!

Юля метнулась обратно в гостиную, а я, на ходу скидывая кроссовки, побежал в ванную помыть руки, которые после занятий в тренировочном центре все еще пахли металлом и машинным маслом.

Я никогда не отличался страстной ревнивостью Отелло, но тот факт, что моя супруга висела сейчас на линии со своим бывшим, немало меня взбудоражил. Внутри меня всколыхнулась давно позабытая первобытная агрессия, требующая оградить свою половину от излишнего внимания других самцов. Что ни говори, а homo sapiens , несмотря на все свои технологические достижения, еще недалеко ушел от скачущей по ветвям обезьяны. Мне пришлось немного поднапрячься, чтобы войти в комнату с более-менее нейтральным выражением лица.

– Привет, Олег! – поприветствовал меня Алан, как только я переступил порог.

– Привет! – отозвался я, небрежно махнув рукой и усаживаясь на диван рядом с Юлей.

Я не разговаривал с Аланом с самого момента нашего отъезда, и сейчас, получив возможность как следует его рассмотреть, я не мог не отметить, насколько сурово обошлись с ним прошедшие годы. В иной обстановке я вполне мог бы его и не узнать, настолько сильно он изменился.

Легкая инфернальность никуда из его облика не исчезла, черные как смоль волосы и мефистофелевский нос с горбинкой никуда не делись, но я не мог не отметить, что в Алане появилась какая-то… обреченность. Примерно так, возможно, выглядит выложившийся до предела спортсмен, который уже знает, что на призовое место он может не рассчитывать, но добежать дистанцию до конца ему все-таки надо. Человек, который впереди уже не видит никакой перспективы, человек, у которого отобрали мечту .