Филип Фармер - Любовники. Плоть [сборник litres]

Нет, думал Черчилль, он бы не хотел быть Стэггом. Он вполне доволен тем, что он – Черчилль, хотя и несладко ему придется, когда проснется Робин.

Он поднял глаза – вернулся Калторп.

– Каков вердикт? – спросил Черчилль.

– Уж не знаю, к добру или к худу, – ответил Калторп, – но Мэри решила лететь с нами.

Гром, молния, дождь.

Маленькая таверна на ничьей земле между Дисией и Кейсилендом. В задней комнате таверны за столом сидят три женщины. С крючьев на стене свисают три плаща с тяжелыми капюшонами. На всех трех высокие черные остроконечные шляпы.

Одна, Виргиния, младшая сестра женщины, улетевшей на «Терре». Теперь она девственница-жрица святого города, как была ее сестра в день прибытия в Вашингтон Стэгга. Высокая, красивая, волосы цвета мёда, глаза глубокие и голубые, точеный ястребиный нос, губы как отверстая рана, обнаженные груди вздымаются вверх.

Другая, аббатиса великого сестринства Кейсиленда. Тридцать пять лет, седеющие волосы, тяжелая грудь, выступающий живот, а под платьем – узловатые вены на ногах, знаки рожденных детей, хотя она и приносила обет целомудрия. На людях она молится Колумбу, Отцу, и Сыну, и Матери. Втайне она молится Колумбии, Богине, Великой Белой Матери.

Третья, Альба, седая, беззубая, выцветшая ведьма, преемница Альбы, сраженной Стэггом.

Они пьют из высоких бокалов, горящих красным вином. Вином ли?

И вопрошает Виргиния, дева, не побеждены ли они. Звездные люди ускользнули от них вместе с героем-Солнцем и ее дорогой сестрой, носящей под сердцем его дитя.

И отвечает седая жена, что никогда они не знают поражений. Не думает ли дева, что сестра ее позволит памяти о Богине умереть в уме дитяти своего? Не бывать такому никогда!

Но Стэгг, возражает дева, взял с собой набожную деву Кейсиленда, почитательницу Отца.

И скрипит, как тележное колесо, Альба: даже если примет он веру Кейси, о юная, прекрасная, но невежественная дева, разве неизвестно тебе, что Богиня уже победила в Кейсиленде? Народ его еще воздает почести Отцу и Сыну на Субботах своих, но Матери молится ревностнее всего. Ее статуи заполнили землю, Она наполняет их мысли. И что за важность, Колумбией зовут Богиню или другим именем? Где затворены для Нее двери, там она проникает в щель.

Но Стэгг ускользнул от нас, спорит дева.

Нет, говорит жена, не избег он ни нас, ни Великого Пути. Он рожден был на юге и повлекся на север, и встретился с Альбой, и был сражен. Неважно, что он убил человечью плоть, носившую имя Альба, ибо ныне Альба жива в этой дряхлой плоти, что сидит здесь с нами. И он был сражен, и погребен, и вновь восстал, как было сказано. И восстал он как новорожденный младенец без памяти о времени, проведенном на Великом Пути.

Внимай, что говорит Альба: Богиня всегда побеждает, даже когда Она разбита! И что из того, что он отвергнет Виргинию и выберет Марию. Он наш, и Мать Земля следует с ним к далеким звездам.

И говорят они о многом другом, и строят планы. Потом, хотя неистовствуют молнии и громы и хлещет дождь, они покидают таверну. И лица их закрыты капюшонами, и ни один человек не узнает их. И стоят они минуту перед расставанием, прежде чем разойтись по своим делам, направившись – одна к северу, другая к югу, и третья где-то на полпути между ними.

И вопрошает дева:

– Когда же опять сойдемся мы втроем?

И отвечает жена:

– Когда родится и умрет и вновь родится человек.

И подводит итог старуха:

– Когда проиграна и выиграна будет битва.