Иэн Бэнкс - Смотри в лицо ветру

Стенки кратера были скользкими от грязи и топлива, я оскальзывалась, съезжала вниз и почти уверилась, что не выберусь из этой жуткой ямы, пока, потянувшись, не ухватилась за широкую гусеничную ленту дредноута. Она обрекла на гибель моего возлюбленного, но спасла меня; по сочлененным сегментам гусеницы, как по лестнице, я едва ли не бегом взобралась на самый верх.

За краем кратера между развалин бушевало пламя, шквалами налетал дождь, в нашу сторону ползли приземистые боевые машины, за которыми прятались крошечные фигурки.

Флайер вылетел из облаков; я метнулась к нему, вскочила на борт, и мы тут же отбыли. Я хотела оглянуться, но дверца кабины захлопнулась, и меня вдавило в скученную внутри аппаратуру; суденышко, петляя и уворачиваясь от нацеленных на нас ракет и энерголучей, взмыло в небеса, к ожидавшему его кораблю «Зимняя буря».

На недвижной темной воде канала покоились барки; их четкие очертания расплывались из-за сугробов и заструг на палубах. Снег тяжелыми перинами устлал дороги, причалы, швартовые тумбы и подъемные мосты, обрисовал белым балконы, оконные рамы и водосточные трубы зданий, высившихся вдали от пристаней.

Кабе знал, что в этой части города почти всегда тихо, но сегодня все казалось еще тише, совершенно безмолвно. Ступая по нетронутой белизне, он слышал свои шаги – каждый отдавался хрустом. Кабе остановился, поднял голову, втянул в себя воздух. Тишина. Прежде он не замечал такого безмолвия в городе. Снег, понял он, приглушает и смягчает немногочисленные оставшиеся звуки. Вдобавок нынче вечером почти не было ветра, и канал, все еще не скованный льдом, был неподвижен и беззвучен: ни плеска волн, ни булькающих перехлестов.

Никакого освещения на причалах не было, огни не отражались в черной поверхности неподвижной воды, и чудилось, что барки словно бы парят в этом абсолютном небытии. Это тоже необычно. Свет выключен во всем городе, почти по всей этой стороне мира.

Кабе взглянул вверх. Снегопад утихал. По оси вращения, над центром города и еще более далекими горами, расходились облака, открывая самые яркие звезды; погода улучшалась. Над головой тускло сияла тонкая линия, появляясь и исчезая среди медленно плывущих туч, – свет дальней стороны. Никаких летательных аппаратов, никаких кораблей. Даже птицы словно бы замерли на незримых насестах в небесах.

И никакой музыки. Обыкновенно в городе Аквиме музыка лилась отовсюду, если прислушаться как следует (а Кабе обладал весьма чувствительным слухом). В этот вечер ее не было вовсе.

Подавлено. Вот верное слово. Здесь все подавлено. Особый, гнетущий вечер («Сегодня вечером вы будете танцевать под светом древних ошибок!» – сказал в утреннем интервью Циллер с несколько неуместной живостью). Подавленное настроение словно бы объяло весь город, всю Плиту Ксаравве, все орбиталище Масак.

Снег придавал окружающему еще большее спокойствие. Кабе постоял немного, размышляя, чем вызвано это недвижное безмолвие. Он прежде не утруждал себя выявлением точной причины. Что-то в самой природе снега…

Он посмотрел на свои следы в снегу на дорожке вдоль канала. Три полоски следов. Он задумался, какие выводы сделал бы об этих следах человек – любой двуногий. Скорее всего, следам не придали бы значения. А даже если и полюбопытствовали бы, то Концентратор дал бы ответ: это следы нашего высокочтимого гостя, хомомданского посла Кабе Ишлоера.

Ах, как мало тайн осталось на свете! Оглядевшись, Кабе запрыгал в быстром танце, расшаркиваясь с изяществом, неожиданным для своего внушительного размера, потом еще раз огляделся и с удовлетворением заключил, что его никто не заметил. Какое-то время он изучал рисунок танца на снегу. Так-то лучше… О чем он думал? Ах да – снег и снежное безмолвие.

Так вот… Снег подавляет шум, хотя любые погодные явления всегда сопровождаются какими-либо звуками: ветер вздыхает или завывает, дождь стучит, шелестит или – ведь морось и туманный бус слишком невесомы, чтобы создавать шум, – едва уловимо булькает и звенит капелью. Однако снегопад в безветренную погоду словно бы шел наперекор законам природы, напоминал телеэкран с отключенным звуком, создавал ощущение глухоты. Вот в чем дело.

Кабе, довольный собой, затопал дальше – и тут с покатой крыши высокого дома сорвался широкий пласт снега и с глухим, но отчетливым хлопком ударился о землю. Кабе остановился, посмотрел на гряду белизны, созданную крошечной лавиной, последние снежинки которой еще кружили в воздухе, и рассмеялся.