Наконец я просто сдалась, прислонившись к стене и подтащив колени к груди. Боль стекала вниз по затылку, постепенно перемещаясь в солнечное сплетение. Черт, черт, черт .
Прижав ладони к глазам, я снова порывисто вздохнула.
– Руби.
Я отняла руки от глаз, пытаясь пробиться через черноту перед глазами.
– Руби, ты… – Теперь голос Лиама был полон паники. Парень рванулся ко мне, притягивая ближе. Я упала в его объятия, слишком ошеломленная, чтобы протестовать, когда он обхватил меня за плечи, зарываясь лицом в мои волосы. – Мы… Эта конспиративная квартира…
Боже мой .
– Ты что-то сделала… ты, о господи, Толстяк! – Лиам отшатнулся, сжимая мое лицо руками. – Толстяка застрелили! Они забрали его, и забрали нас – мы были в той комнате, и ты… что ты сделала? Что ты со мной сделала? Почему я ушел? Почему я ушел без тебя?
Кровь отлила от лица, я похолодела. Я провела пальцами по его волосам, заставляя парня посмотреть мне прямо в глаза. Его тело сотрясалось от дрожи.
– Он в порядке. Лиам! Толстяк в порядке; с ним все хорошо. Мы нашли тебя в Нэшвилле, помнишь?
Он снова посмотрел на меня, и впервые за все эти недели взгляд его был четким. Ясным. Ли смотрел на меня, и я поняла – он догадался, что я с ним сделала.
Волосы упали парню на лицо, когда он покачал головой, а губы беззвучно зашевелились. Я не могла заставить себя заговорить.
Это невозможно .
Сколько воспоминаний я уже стерла в других? Десятки? Сотню? И с самого начала, с безграничного ужаса, отразившегося на мамином лице, я знала: дороги назад нет. Сэм тому подтверждение. Проникновение в ее разум в попытке исправить содеянное только доказало, что я ничего не могу сделать, что от меня там не осталось и следа, и воскрешать в памяти просто нечего.
Но теперь? Я не вкладывала воспоминания в его сознание. Я знала, как это ощущается. Это было что-то другое – должно было быть. Я лишь отпустила на свободу себя, прежде чем забралась слишком далеко и причинила настоящий вред. Этого не могло случиться. Ни в коем случае.
Ли попятился от меня так, что я не могла до него дотянуться. Прочь от меня.
– Я объясню, – дрожащим голосом начала я. Но он не хотел ничего слышать.
Лиам вернулся к той машине в центре сырого гаража, подхватил небольшой рюкзак, который я сразу не заприметила, и закинул его за плечо.
Явно волнуясь, подошел к двери. Я поняла: он хочет своими глазами увидеть, что с Толстяком все хорошо. Что все произошедшее с тех пор, как мы его нашли, это правда.
– Подожди! – позвала я, устремляясь за ним. – Ли!
Я услышала протопавшие по офисному линолеуму шаги и недовольное ворчание, когда парень наткнулся на стол.
А потом – выстрелы. Пара взрывных звуков, что вдребезги разбили стеклянную стену, а вместе с ней – и весь мой мир.
Я промчалась через комнату, размахивая зажатым в руке пистолетом. Лиам успел только завернуть за угол, направляясь обратно в магазин, – я видела его, лежавшего на полу на спине. Сотни осколков плотным слоем покрывали его тело – словно кто-то разбил кусок льда у него на груди.
Этого оказалось достаточно. Паника сменилась холодной сосредоточенностью. Ужас, от которого ноги мои подкосились, переродился в нечто расчетливое, что можно было бы использовать. Именно это Детская лига заботливо взращивала в нас и нам прививала.
Контролируемая паника.
Ярость гнала меня сразу же ворваться в магазин, но опыт бесконечных моделирований подсказывал, как будет развиваться сценарий. Вместо этого я просто высунула голову, чтобы посмотреть, какие холодильники для напитков разбились. Только самый последний, самый близкий ко мне.
Стрелок, вероятно, находился за задней дверью – он или она, наверное, увидел заворачивающего за угол Лиама и выстрелил.
Я смотрела на Лиама, смотрела долго, пока не удостоверилась, что его грудная клетка вздымается и опадает. Потом поднялась его рука – Лиам схватился за грудь, словно ему было тяжело дышать. Жив.
Где же стрелок?
Сглотнув горящий гнев, я вцепилась в пистолет, осматривая переднюю стену в поиске отражающей поверхности. Прямо за кассой висело круглое зеркало безопасности, и каким бы оно ни было грязным, как бы ни был ограничен обзор, я бы ее все равно не пропустила. Женщина, полноватая, лет пятидесяти пяти – шестидесяти, если я правильно определила. Ее выдали похожие на проволоку седые волосы, которые выбились из-под шапки, и воротник зеленой охотничьей куртки.
Читать дальше