Ольга Гусейнова - Пепел на ветру [litres]

– Прости, Сав, но к семье и детям я пока не готова. Я вообще сомневаюсь, что наши отношения нужны мне в том виде, как ты их предполагаешь. Я не люблю тебя, и ты об этом прекрасно знаешь…

– Замолчи, Кира! Я люблю тебя, и мне этого достаточно. Я хочу, чтобы ты была моей и только моей. Остальное придет со временем…

– Нет! Со временем любовь не придет. Ты для меня больше друг, чем любимый мужчина. Я уважаю и ценю тебя, но мне… я… Я больше не могу скрывать и от тебя, и от себя, что теперь даже не хочу тебя. После случившегося с родителями во мне что-то изменилось, и на полумеры я больше не согласна. Нам нужно…

Он схватил меня за грудки, одной рукой притянул к себе и начал бить по лицу. Его перекосило от злобы и отчаяния. Несколько раз ударил, потряс словно грушу, а потом притянул к себе мое окровавленное лицо, впиваясь в разбитые губы жестким поцелуем собственника. Я двинула ему между ног коленом, заставляя сложиться пополам. А потом, пуская кровавые пузыри, прошипела:

– Не смей ко мне больше прикасаться! Нас больше ничего не связывает, я прощу тебе ЭТО только по одной причине. Ты стоял тогда, там, со мной, и я благодарна тебе за это.

Резко развернулась, пошатнувшись от того, что закружилась голова, даже узел волос рассыпался волной по спине, и двинулась к выходу. Хриплый резкий окрик Савелия заставил притормозить:

– Прости, прости меня, Кир! Я люблю тебя, я не хотел, но ты вынудила меня… прости.

Грустно хмыкнула, скорее над собой, чем над ним, и холодно ответила, сплевывая кровь на бетонный пол:

– Завтра мое заявление об уходе будет у тебя на столе! И запомни, Савелий: когда любят, по морде не бьют…

– Кир, я не приму твоего заявления. Я понимаю твое состояние из-за трагедии. И я погорячился. Хочешь взять передышку в отношениях – хорошо, я согласен. Но давай не будем все делать сгоряча. Как финансист ты меня вполне устраиваешь, давай пока останемся хотя бы друзьями?

Внимательно посмотрела в его расстроенное и печальное лицо с тонкими чертами, затем согласно кивнула. Но перед тем как уйти, добавила:

– Савелий, подумай до понедельника о моем заявлении об уходе. Потому что я тебе могу точно сказать: больше НАС нет и никогда не будет. Ни один мужчина, поднявший на меня руку, не будет МОИМ мужчиной. Поэтому думай!

В спину мне донесся печальный смешок и последняя фраза Савы:

– Я уже подумал! Жизнь все расставит по своим местам…

Пока шла к машине, стараясь как можно быстрее уйти отсюда, неожиданно столкнулась с Михалычем. Это его так все уважительно называют, а на самом деле у старого хавшика, как и у представителей всей его расы, нет отчества.

Внешность Михаила Саппера типичная для всех хавшиков: сероватая, неровная от старости и морщин чешуйчатая кожа, глубоко посаженные, всегда влажные, словно слезящиеся, карие глаза, и сам он невысокий и жилистый. Хоть магией и силой полиморфов он не обладает, да и представителей его расы не жалуют, но Михалыча уважают все. К его мнению прислушиваются, советуются. Животных он любит как родных, и те платят ему тем же.

Раньше Михалыч работал техником в небольшом животноводческом хозяйстве, а три года назад Сава назначил его руководителем основной в «Агропищтехе» фермы. Но хавшик по старой привычке и среди техников подвизался, обучая молодых специалистов и присматривая за процессом.

Ферма, как и главные здания агрокомплекса нашей компании, располагалась через поле от Васина. По этой причине еще три года назад я познакомилась с Михалычем, и мы подружились.

Отметив мое кошмарное состояние – лицо в крови, разбитые губы и нос, – он потемнел лицом и нахмурился. Затем выдал, заметив появившегося в дверях Савелия в растрепанных чувствах:

– Похоже, ты решила расставить все точки по местам?! Я, конечно, подозревал о его нелегком характере, но такое…

Махнула рукой и прогундосила:

– Сама виновата! Надо было не заходить так далеко, а я все не решалась… – Резко замолчала, осознав, что и кому говорю. А главное, все это неправильно, некрасиво и… больно. Не только сердцу, но и разбитому носу. – Простите, мне надо домой.

Платком прикрыла нос и быстрее рванула к машине. Не хочу и не могу с кем-либо сейчас общаться, да и видеть тоже никого не хочется. И противно так, аж до самой печенки. Я никогда не думала, что со мной может произойти подобное. Чтобы мужчина, с которым делила постель и часть своей жизни, смог поднять на меня руку… как будто меня сейчас не побили, а в помоях искупали – настолько противно и обидно.