Максим Бушуев - Резонатор 2. Гости из прошлого

– Что это? – спрашиваю я и тянусь за телефоном.

– Не надо. Пока не надо, – Штерн с дрожью касается моего плеча. – Это мои воспоминания.

Тихим голосом они прокрадываются к нам, превращаясь в забытую поэзию:

Неужто ты, как дерево это?

А прекрасная луна – она…

И тянись, не тянись – не дотянуться тебе до нее

НИ-КО-ГДА.

Хоть встань на самый краешек высокого-превысокого обрыва,

да ветви в небо устреми.

Толку нет…

– Ты посмотри, – улыбнувшись, спокойно проговорит она,

– Где ты стоишь…

и… где сияю я…

Из окутавшего берег тумана вышли парень и девушка. Шум прибоя не давал услышать их разговор, отобрав у нас эту деталь прошлого.

Чуть погодя девушка ушла, не обернувшись наперекор ветру, а порыв вырвал из рук парня записку.

Морское дыхание оставило на лице Дока капли грусти. Он искал в остатках тумана стройную фигуру, и не заметил, как бумажка прилетела к нашим ногам.

Она пульсировала так, как билось сердце влюбленного.

Она намокала, будто пропитывалась слезами.

Пейзаж исчезает, и мне хочется ухватить что-то на память о другом мире.

«Каждый человек –вселенная», я осторожно поднял бумажку, пока она не ускользнула вместе с отливом фантазии.

« Людвиг, спасибо за приглашение, но я не могу. Я не хочу тебя разочаровывать. Ты, видимо, надеешься на какие-то отношения, а мне сейчас ничего не надо. Ты мне даришь подарки – это очень приятно. Спасибо! Но этим самым ты меня ставишь в неловкое положение – я не могу ответить тебе взаимностью. Извини.

Хильда»

– Простите… – я поспешил извиниться.

На что в ответ Док, улыбаясь куда-то в пустоту, почему-то сказал:

– Неудача не означает, что я неудачник; она означает, что успех ещё впереди 1.

Штерн взял из моих рук бумагу, пропажу давних лет, и перенёс её на сервант, куда не доставал жадный бриз.

Комната вернулась на место. За окном продолжал лить дождь.

– Вы мне можете объяснить, что происходит? – спросил я у доктора Штерна.

– Не знаю, не знаю,– постепенно Док вернул себе голос. – Это связано с нашим сознанием. Зет-поле перешло на другой уровень. И вы, именно вы, мистер Райт, причина тому…

– Простите… – я покосился на обломки и провода, а потом на то место, где совсем недавно шептала обезьяна. Её не было.

– Они тоже изменились. Шепчущие.

Штерн присел и о чём-то задумался.

Неожиданно по стене пошла дрожь… Я оглянулся: стена стала другой – грубая кирпичная кладка, потрепанная ветрами и ливнями, несомненно, находилась снаружи здания, не имеющего ни окон, ни дверей.

– Сейчас рванёт! – Штерн потянул меня за руку, спасая от пыли и каменной крошки. Стена обвалилась за несколько секунд, открывая портал в черноту подвала.

Молодой Штерн (из прошлого) кинулся к продырявленной стене. Док дёрнулся за ним, но остановился, глядя сквозь пыльную пелену ностальгии, как наружу выбирается девушка. Её красота не меньше ударной волны контузила и очищала голову от мыслей, и, пока теперешний Штерн заново переживал волнение, я заметил металлический ящичек, ловко подхваченный молодым учёным, прежде чем он вместе с девушкой скрылся из виду за ближайшим углом другого здания…

Секунда, другая – полуразрушенная стена, и все-все, что было связано с тем временем, растаяло дымкой на глазах, взамен представив нам другой эпизод прошлого.

– …Как? – спросила девушка.

– Людвиг, – представился молодой Док.

– Людвиг, – мягко повторила она, – Очень приятно, Людвиг. Я Иегудит. Спасибо, что помог мне бежать. Знаешь… – беглая речь выдавала волнение. – Мне много писали писем. Парни. Я их и не видела, но каждый из них хотел показать себя героем. Моим героем… Но, выходя на улицу, я не могла взглядом найти такого. Идут обыкновенные девушки и такие же обыкновенные парни. Сейчас я поняла, что, пока человек не совершит какой-то поступок, нельзя сказать, что он герой. Возможно, я говорю элементарные вещи. Но как же много людей смотрят сейчас не на то, что на самом деле выдаёт героя…

Она, кротко опустив глаза, замолчала, но сразу расцвела улыбкой:

– А ты – герой!

– Иегудит, – очарованный голосом и взглядом Людвиг нашелся, что сказать. – В каждом человеке, пожалуй, сидят герой и трус…

– Не надо этих моралистических…

Терпкий осадок кирпичной пыли и последнего слова растаял, как видение, возвращая нас в кабинет.