Кристина Далчер - Голос

– Спокойной ночи, милый.

– Господи, дали бы ей таблетку успокоительного, – бурчит Стивен, но на экран по-прежнему смотрит. Теперь у него на коленях пакет с чипсами «Дорито», и он прилежно ими хрустит, сует в рот по пять штук разом, а я, глядя на него, с завистью думаю, что быть подростком не так уж и плохо.

– Заедаешь мороженое чипсами, деточка? – издевательским тоном замечаю я. – У тебя же вся физиономия прыщами пойдет.

– Десерт чемпионов, ма. Слушай, может, нам что-нибудь другое посмотреть, а? Меня эта тетка просто в тоску вгоняет.

– Да, конечно. – Я сую ему пульт, и Джеки Хуарес умолкает, сменившись всего лишь повтором сериала «Династия Дак».

– Ей-богу, Стив… – Я с отвращением вижу, как на экране один бородатый человек-гора в камуфляже сменяет другого, философически рассуждая о политике.

– Да-а. Они что там, совсем охренели?

– Лучше сказать «спятили», «сошли с ума». Следи за своим языком, пожалуйста.

– Да я же просто так, мам. Господи! Да ведь таких людей и на свете-то не бывает.

– А ты в Луизиане никогда не бывал? – Я отнимаю у него пакет с чипсами. – Отдай. Все мое мороженое твой папочка слопал.

– Мы же ездили в Новый Орлеан на Mardi Gras [6] Жирный вторник ( фр .) – празднуется за день до начала Великого поста; часто отмечается карнавалом. два года назад. Знаешь, мам, я начинаю тревожиться насчет твоей памяти.

– Новый Орлеан – это не Луизиана.

А может, и Луизиана, думаю я. Если хорошенько задуматься, то велика ли разница между каким-то мерзавцем из глубинки, советующим мужчинам жениться на девочках-подростках, и толпой костюмированных пьяниц, готовых обвалять в перьях любую девушку или женщину, показавшуюся на Сент-Чарлз-авеню с недостаточно прикрытой грудью?

Да нет, пожалуй, разница не слишком велика.

А здесь, на экране, на расстоянии пятисекундного переключения, представлена вся страна: Джеки Хуарес в деловом костюме, но при боевой раскраске, проповедует страх; а эти люди в военной форме проповедуют ненависть. Или, может, наоборот? Но, по крайней мере, люди в военной форме не пялятся на меня с экрана и не бросают мне в лицо обвинения.

Стивен, приканчивая вторую банку колы и вторую плошку с мороженым – нет, не совсем так, потому что плошку он куда-то дел и теперь ложкой вычерпывает остатки мороженого прямо из ведерка, – объявляет, что идет спать.

– Завтра у нас на подготовительных занятиях тест по религиоведению.

Когда это было, чтобы второкурсников уже начинали готовить по программе для поступления в вузы? И почему Стивен не выбрал что-нибудь полезное вроде биологии или истории? Я задаю ему оба эти вопроса.

– Курс по религиоведению у нас только что ввели. Его предлагали всем, даже первогодкам. По-моему, его на будущий год введут в список основных дисциплин. Так или иначе, – продолжает он уже из кухни, – в этом году у меня уже не будет времени ни на биологию, ни на историю.

– Что же это все-таки за курс такой? Вы там сравнительной теологией занимаетесь? Это, на мой взгляд, было бы еще терпимо – даже в школе.

Стивен, уже успевший напялить ночную рубашку, снова плетется в гостиную – на этот раз с шоколадным печеньем.

– Не. Больше похоже… ну, я не знаю… на философию христианства, что ли. В общем, пока, мам, спокночи. Люблю тя. – Он запечатлевает на моей щеке поцелуй и исчезает в коридоре.

А я снова включаю Джеки Хуарес.

Вообще-то в жизни она раньше была куда более симпатичной, а сейчас просто невозможно понять, что с ней произошло: то ли она успела так пополнеть после института, то ли телекамера прибавляет ей пресловутые десять фунтов. Слой профессионального грима и тщательно уложенные волосы делают Джеки какой-то усталой, словно все эти минувшие двадцать лет гнева постепенно отпечатывались у нее на лице, прокладывая тут морщину, там тень.

Я догрызаю последний ломтик «Дорито», слизываю с пальцев соль, затем закрываю пакет и отставляю его подальше от себя.

А Джеки все смотрит прямо на меня своими холодными глазами, которые ничуть не переменились. И взгляд у нее обвиняющий.

Не нужны мне ее обвинения! Они и двадцать лет назад не были мне нужны, и теперь тоже, но я хорошо помню тот день, когда они начались. Именно с того дня наша с Джеки дружба и стала постепенно сходить на нет.

– Ты ведь пойдешь на митинг, Джин? – Джеки стояла – без бюстгальтера, на лице ни капли косметики – в дверях моей комнаты, а я валялась на диване, обложившись доброй половиной всех имевшихся в университетской библиотеке книг по нейролингвистике.