Алекс Аргутин: Аяхуаска [СИ]

«К черту все!» — в итоге подумал я. В конце концов, в этой жизни мне не часто везло. Всего, обычно, приходилось добиваться невероятными усилиями. Поэтому, уговорив себя особо не рефлексировать, обретенное богатство я решил использовать правильно.

Челнок, формой напоминавший наконечник копья, обогнул полуразрушенные пирамиды и начал заходить на посадку. Мартен Себрон, который десять лет назад познавал мир в рамках популярного теле-шоу, путешествуя на грузовике с сестрой и родителями, бросил взгляд на мутное стекло высотомера и приготовился к посадке.

Восторг оттого, что вопреки опасениям он летит, недоверие, вызванное тем, что у этого летательного аппарата нет видимого двигателя, горечь и скорбь по погибшим товарищам — все смешалось в мыслях и чувствах француза. С тех пор, как миссия на Марс Илона Маска завершилась катастрофой, не прошло и месяца.

Молодому астронавту повезло. Перед тем, как взлетный модуль экспедиции в панике стартовал, спасаясь от пыльной бури, он провалился в карстовую пещеру. Вынужденные оставить его одного на враждебной планете, остальные члены экипажа погибли от разгерметизации.

Удивительно, на сколько произошедшее оказалось похоже на те документалки BBC и пару-тройку художественных фильмов, что крутили в конце предыдущего десятилетия. Да что говорить, именно эти эпические творения и вдохновили возмужавшего путешественника на вступление в отряд будущих космонавтов при НАСА. Годы тренировок, специальных учебных курсов, добровольных отречений, и все для того, чтобы подтвердить впечатляющее провидение киношных сценаристов. С одной только разницей — никто на Земле так и не узнал, что на Марсе кто-то выжил.

Челнок, целиком выплавленный из красноватой меди, легко повинуясь незамысловатому управлению, плавно затормозил над кратером. Сквозь массивный кварцевый иллюминатор под ногами Мартен наблюдал, как охристая поверхность внизу заволновалась и подернулась молочной дымкой. Завернувшись воронкой, открывшийся проход начал медленно затягивать тяжелый корабль внутрь.

Возможно, это был первый полет изделия древних инженеров за последние 70 тысяч лет. Мартен, воспитанный на классических законах физики двадцать первого столетия, ни малейшего представления не имел, как такое возможно. Но техника далеких предков не подвела.

Пространство над кристаллическим колпаком кабины потемнело. Собравшись обратно буквально по молекулам, жерло кратера снова поглотило солнечный свет, успевший не на долго осветить грубые стены посадочной шахты. Уверенно, без какой-либо тряски и флуктуаций преодолев около километра вертикального спуска, челнок качнулся и остановился.

Мартен облегченно вздохнул, распахнул люк и ступил на коричневую почву внутри марсианских недр.

Вернувшись домой, я обзвонил несколько туроператоров, и остановился на конторе под названием Аюрведа. Девушка с приятным голосом пообещала за три дня оформить визу, страховку и чартер на самолет до Панаджи, вылетающий в эту пятницу.

На следующее утро в начале одиннадцатого я уже входил в помещение агентства. Все прошло как по маслу. Девушка за столиком с компом оказалась той же самой, что и по телефону. Решив содержимое бумажника пока не транжирить, я оплатил обещанное из сбережений, оставшихся от моей злополучной работы.

Выйдя на улицу, я набрал номер давнего товарища, свободного художника, и уже минут через сорок оказался у него в гостях.

— Здорова! — дружески обнял меня за плечи этот полнеющий сорокалетний субъект, немного напоминавший своим видом и поведением Громозеку из старинного мультика.

— Вау! — только и смог выдавить я, тщетно пытаясь высвободиться из объятий.

— Пару лет уже не заглядывал! Во как! Ну, давай, проходи! — фонтанировал он, пока я скидывал куртку и обувь в захламленной художественным барахлом прихожей, — Вон там падай, я ща, — телик тебе включу тока…

Мой неуклюжий друг щелкнул пультом и исчез за измазанной красками драпировкой. Повсюду висели его творения. Какой-то дикий, почти предметный концептуализм, замешанный на наиве отечественного пошиба. В общем, мазня мазней, но в этом первобытном хаосе пересекающихся, спорящих друг с другом форм что-то цепляло, останавливало взгляд, повинуясь тем же законам, что и творения Малевича, Шагала, Кандинского.