Орсон Петерсен - Работа над ошибкой [litres]

Роберт подошел к опрокинутой вешалке. Хромированная тренога придавила его куртку. Он поставил вешалку в вертикальное положение, снял с крючка пуховик и надел его поверх джинсовки. Эмиль тем временем задумчиво жевал нижнюю губу и ковырял ногтем растрепавшийся край липкой ленты. Его взгляд растворился в песочных грядках вельвета, разложенного на столе. Эмиль следил за Робертом ушами. Он слушал его настроение.

– Я не хочу иметь с тобой никаких дел, – добавил молодой человек, даже не взглянув на собеседника.

В его интонации была и решительность, и основательность, и безапелляционность. Казалось, что оспаривать позицию Роберта было бесполезно.

– Я понял, – выдохнул Эмиль.

– Ты готова? – спросил Роберт зарумянившуюся подругу.

– Да, – покорно ответила она.

Юля стащила со спинки стула пальто и вышла из гримерки вслед за своим парнем. Дверь захлопнулась.

Эмиль постоял какое-то время, уставившись в одну точку, потом цокнул языком, осторожно надел склеенный пиджак и подошел к большому зеркалу, приставленному к стене. На спине вдоль позвоночника Эмиля проходила серая полоса скотча, который пока что справлялся со своей задачей. Времянкин заметил, что в области глаза появилось покраснение. Он потрогал больное место кончиками пальцев. «Будет фингал», – подумал он.

– Сам ты козлина, – сказал Эмиль своему отражению.

«Ку-ку» – раздался звук, известивший о поступлении нового сообщения. «С днем рождения, дорогой братец! Крепко обнимаю! Нежно целую! Люблю!» – говорилось в послании. Эмиль взглянул на мерцающие в верхнем углу экрана циферки, отмеряющие время. Ноль, ноль, двоеточие, ноль, один.

Забрав со стола перчатки, Времянкин выключил свет в гримерке и вышел.

Народу в зале заметно поубавилось. Были даже свободные столики. Осматривая помещение в поисках лучшего места, Эмиль обратил внимание на мужчину, выпивающего в одиночестве в глубине зала. На вид лет пятидесяти, седой, с ухоженной бородкой, в горчичной водолазке и экстравагантном клетчатом пиджаке. Мужчина сидел полубоком к столу, закинув ногу на ногу. Он дирижировал в воздухе стопой в бордовой туфле. Между краем узкой брючины и расшитыми берцами башмака проглядывалась оранжевая ткань носка. Одной рукой мужчина листал что-то в своем смартфоне, другой неспешно взбалтывал содержимое хрустального рокса (олд фэшн). Он сосредоточенно смотрел в светящийся экран коммуникатора, не отвлекаясь ни на что вокруг. Недолго думая, Времянкин направился к нему. Подойдя к столу, он положил руку на спинку свободного стула. Мужчина не обратил на Эмиля никакого внимания. Плавающие в его напитке кубики льда ритмично стукались друг о друга и о стенки сосуда. «Интересная получилась бы перкуссия, – подумал Эмиль. – Эрику бы понравилось».

– Не меня ждешь, случайно? – спросил Времянкин.

Мужчина поднял голову. Увидев Эмиля, он улыбнулся, обнажив верхний ряд зубов. Между центральными резцами зияла примечательная щель.

– О! Эмиль! Пожалуйста, садись. Я никого не ждал, просто допивал свой бурбон. Прошу.

Он указал Времянкину на свободный стул, убрал коммуникатор в карман, снял ногу с ноги и повернулся к столу, сложив ладони перед собой.

– Здравствуй, Лев! Давненько я не слышал твой рычащий голос.

Эмиль протянул Льву руку. Тот пожал ее.

– У тебя голос такой, знаешь, ррррххххрршрххр. Вот такой. Рычаще-шипящий. Редко встречаются такие голоса.

Гроссман усмехнулся, погладив бороду.

– Давненько не виделись. Это правда, – согласился Лев.

В момент, когда Эмиль начал усаживаться на стул, раздался треск рвущейся ткани. Карман его брюк зацепился за металлический угол столешницы. Стол, очевидно, был прикручен к полу и даже не покачнулся. Штанина пошла по шву, оголив ляжку бедолаги.

– Твою мать! – в сердцах произнес Эмиль. – Что ж такое сегодня? Проклятая энтропия!

Лев усмехнулся.

– Прости. Я не над этим. Я над энтропией. М-да… Сочувствую, – просипел Гроссман.

Мужчина откинулся на спинку стула, снова закинул ногу на ногу и отпил из стакана.

– Да смейся, чего уж там, – вздохнул Эмиль.

Он положил одну руку на стол, а другой прикрыл дыру в штанах.

– Мне кажется, ты первый человек за всю историю «Секунды», с которым случилось подобное. Блядь, это ж надо!

Лев засмеялся так, будто поскакал на хромой кобыле по кочкам, тряся животом и плечами.

– C моим-то везением… Неудивительно.

– Считаешь, энтропия по отношению к тебе как-то особенно жестока?