«Ангел», «Ягуар», «Сокол». Сейчас я увижу Миру… Резко, словно наткнувшись на стену, я остановился — около машины кто-то был.
— Мира, — шепот был едва слышен. — Мирочка, прости меня. Я не нарочно, я не знала… Прости меня…
Я оцепенел, боясь сделать лишнее движение, лишний жест. Застыл страшась выдать свое присутствие. Сбивчивый речитатив Аллы… Радость и смущение Миры… Потрясенный, я осторожно шагнул назад. И все отступал и отступал, пока ряд других машин не скрыл от мня девушку, гладящую, обнимающую флаер. И Миру, тающую под ласковой рукой.
* * *
Алла больше не появлялась. И я старался не думать о ней. Что бы я мог сказать после того, как выставил ее с занятия? И, тем не менее, в день экзамена подошел к стенду. Первой среди сдавших значилась фамилия Альметьева. «Ну вот и все. Еще одним флаеристом стало больше. Удачи на трассах» — подумал я, отходя.
— Эй, Димон! — окликнул меня Серж. — Ты знаешь, что твою старую «Химеру» отдали? Завтра новая будет.
— Как отдали?! — вскинулся я. — А почему мне никто не сказал? Я бы взял ее сам!
— Ну, не знаю. Надо было раньше думать.
— А кто хозяин?
— Можешь посмотреть. Ее сейчас как раз забирают.
— Спасибо! С меня причитается! — крикнул я уже на бегу.
Выскочил на поле, лихорадочно завертел головой в поисках Миры. И увидел ее. Рядом с новой хозяйкой — облегающий черный костюм, гладко зачесанные волосы, длинный хвост по спине. Алла.
Я остановился. Попятился, чтобы уйти незаметно. Бывшая ученица оглянулась.
— Дима! — окликнула она меня. — Дима! Я сдала!
— Знаю, — мне пришлось остановиться. — На отлично. Поздравляю.
— И Мира теперь моя.
— Да, знаю.
— Дима, я хочу… Нет, я прошу, чтобы ты учил меня.
— Чему? — я пожал плечами. — Все, что нужно, ты уже освоила.
— Я собираюсь участвовать в Гонках. С Мирой.
У меня отвалилась челюсть: женщина — в Гонках?! Такого еще никогда не было!
— Дима, ну пожалуйста! Мы обе тебя просим. Мира, скажи ему!
Я почувствовал прикосновение Миры. И тихое, на грани восприятия: «Помоги ей! У нее получится!..»
«А, может, и правда… — мелькнула крамольная мысль. Ведь именно такого Гонщика — способного понять и принять машину — я искал и почти отчаялся найти среди учеников, осваивающих азы вождения. — Но женщина в Гонках? Быть такого не может!»
«А еще, — шепнула Мира. — Она тебя любит…» Я поперхнулся. Ах, Мира! Чтоб ты понимала в людях!
Алла смотрела умоляюще. «А, гори все синим пламенем!..» Я шагнул к инструкторскому креслу, оглянулся:
— Чего ты ждешь, ученица?
Губы Аллы расплылись в улыбке. Она распахнула дверцу, радостно плюхнулась на сиденье. Потянула ремень. И в этот миг я, будто меня основательно двинули чем-то тяжелым, задохнулся. Окаменел.
— Что это?! — я с трудом вытолкнул-выдохнул застывший воздух:
— Что?! — вздрогнула Алла. И, проследив за моим взглядом, расслабилась. — Фу! Как ты меня напугал! Это иллюзия.
Она протянула руку. Я осторожно коснулся ее — чуткие пальцы, нежная кожа и никаких ногтей.
— Нормально? Так можно?
Я перевел дыхание:
— Так — можно, — и, преодолевая неловкость, скомандовал. — Ну что, ученица? Начнем? Нас ждут великие дела!
Алла рассмеялась. Вдруг посерьезнела, заглянула мне в глаза и тихо, почти шепотом добавила:
— Дима, я так скучала…
Ком в горле встал прочно и основательно. Я попытался загнать его внутрь. Не преуспел. И тогда просто кивнул.
* * *
Стартовый гонг к посадке — будто звук трубы для боевого коня. Все так до боли знакомо — рев двигателей, шум зрительских трибун. И все совершенно по-другому. Я — в тренерской ложе. А около Миры — хрупкая фигурка в черном комбинезоне. Змеиный хвост по спине и упрямо сжатые губы — Алла.
— Последние мгновения… Пилоты садятся в машины, — надрывается комментатор. — И скоро мы узнаем имя победителя… Товарищи, еще есть время, чтобы попытаться угадать, кто же им будет!..
Но я не гадаю. Я просто знаю. Ведь упрямства моей жене не занимать.