Елена Клещенко: Призыв

— …Старик, ну я же не прошу тебя писать мне панегирики, я же…

— Еще бы.

— Не прошу! Просто напиши, что ты прочел Богдановского. Только это. Правду и ничего кроме правды. Ну?

— Паша. Если я напишу о тебе правду и ничего кроме правды, это… не поспособствует твоей литературной карьере. Извини. Вот тебе встречное предложение: я о тебе промолчу, договорились? Хотя, может, и стоило бы эту карьеру прервать, у тебя столько нераскрытых потенциалов…

— Соловьев, ты — меня — достал! — торжественно прошипел Паша. Соло молча отсалютовал ему рюмкой. Марго уткнулась лбом в колени, сдерживая смех. Соловьев. Может, у него еще имя с отчеством есть?

— Кстати, я давно хотел тебя спросить: не страшно заниматься этим?

— Чем? Литературной критикой?

— Нет, ты знаешь, о чем я, — Паша разгорячился от выпивки и насмешек, усы его встопорщились, и восточная сладость из голоса исчезла.

— А-а. Нет, не страшно. Мы осторожны. И на то, что я делаю, еще статьи не придумали.

— Ну допустим, хоть это и не так. Тогда спрошу по-другому: не стыдно? Все-таки ты, если называть вещи своими именами, снижаешь обороноспособность страны?

— «Нет» на оба вопроса.

— Не понял тебя.

— Не стыдно и не снижаю. Я ее повышаю. Точнее, повышал бы, если бы мог сделать больше.

— Ты что хочешь этим сказать?

— Я ничего не хочу сказать, Паша. Допиваем?

Звякнуло стекло. Потом Паша встал и сухо сказал, что ему пора.

На Марго вдруг накатила такая грусть, что захотелось свернуться клубочком и заплакать.

Чего ты развеселилась, лошара? Ничего ведь нет хорошего. Это они веселятся, а ты здесь чужая, и в почтовом ящике уже наверняка ждет новая повестка. А Соло на тебя наплевать, он и не обещал ничего. Если бы он мог сделать больше, ага…

На столике среди крошек и винных пятен остались бумажки от конфет. Марго подобрала несколько, смяла в рыхлый комок, покатала в ладонях. Получилось красиво: яркий серебряный с матовым золотым пятном.

Фольга как пластилин, только это не все знают. В детстве Марго ее собирала (или отрывала от кухонного рулона, но перестала после того, как влетело от мамы), и лепила… всякое. В основном животных. Змеи — серебряные, золотые, изумрудные и рубиновые — самые простые, но можно и лебедя, и уточку, и котенка, только сидячего, чтобы длинные лапки не делать, а то они оторвутся. Этих котят у нее одно время было целое стадо. Кругленьких, как клубки, и длинношеих, как египетские кошки.

Пальцы сами вылепили круглому комку два острых уха. Ногтями Марго обмяла шейку, сделала хвост морковкой и передние лапки, потом мордочку — щеки и хитрый нос, и на нем как будто тут же блеснули короткие усы. Глаза я делала из металлических бисерин-самоцепок, синих и зеленых, но где же их взять теперь — может, их вообще больше не продают… Она оторвала два кусочка от золотого фантика, скатала в твердые шарики. Вот — отличные желтые глазки. Кончиком стила поставила на места, получилось не сразу, и потом пришлось поправлять голову. Брать котят под подушку нельзя было — расплющатся. Они сидели рядком на столе и меня охраняли. А теперь он сидит, серебряный зверь, и не понимает, что мне нужно. Легонький, шуршит под пальцем. Может он быть моим защитником? В детстве они иногда помогали, только нужно заклинание.

Спохватившись, огляделась: никто на нее не смотрел, вообще никого не было в зале, только кто-то разговаривал на кухне. Марго включила эском, быстро вытащила клавиатуру.

Это стихи, вдруг подумала Марго.

Нет. Да. Да!

Плохие, просто ужасные. Это полная глупость. И детство в заднице.

Надо показать Соло.

Лучше повешусь.

Но это стихи…

— Молодец! — сказала у нее за спиной Лара, и Марго подпрыгнула в кресле, обеими руками вцепилась в эском:

— Ёшки, вы чего?! Нельзя так пугать! Ой, извините…

— Соло!

— Нет! Они ужасные! И вообще, это нельзя… это как чужую почту… Я сказала, нет!

— Спокойно, спокойно, — Лара погладила ее по плечу, Марго щелкнула на нее зубами и рыкнула, как маленькая. Лара засмеялась, Соло — нет. Он уже стоял перед ней, и от него немного пахло коньяком.

— Я не буду читать вслух, — веско пообещал он, и Марго почему-то сразу отдала ему «ладошку».

— Спасибо. — Соло опустил глаза на одну секунду, Марго даже не успела начать переживать. Потом улыбнулся во всю бороду, глядя поверх очков, и у наружных уголков его глаз собрались веера морщинок, будто павлиньи хвосты. — Ну вот! Завтра с утра можешь идти домой. Все будет в порядке.