Андрей Столяров: Темные небеса [litres]

Я делаю засечку в памяти, что по приезде Машеньку все-таки следует показать врачам. Проверить на сотрясение мозга, на внутреннюю гематому. Так бывает: ударился человек головой, вроде не сильно, но лопнул мелкий сосудик, стала накапливаться кровь под черепом, он этого сначала не чувствует, а потом, как бы ни с того ни с сего, вдруг – бац, и падает… В общем, обязательно надо провериться. Кстати, кто бы еще проверил меня самого? Я только сейчас начинаю осознавать, что именно со мною произошло, и у меня по всему телу пробегает тревожная, неприятная дрожь. Даже джип начинает слегка вилять. Я вспоминаю, как увидел парней, рвущих на Лизетте одежду, как она кричала – криком, переходящим в беспомощный плач, как ей выламывали руки назад и как при этом во мне, из неведомых доселе глубин, возникла и прорвалась наружу темная, невидимая волна, как она выросла чуть ли не до небес и как бесшумной махиной обвалилась на землю, сшибая с ног всех, попавших под ее обморочную тень.

Что это для меня означает? Неужели доктор Менгеле был все-таки прав: я уже не человек, а некое непонятное и опасное существо, хомо новус, которое идет на смену обычным людям? И сколько нас на Земле, таких, которые могут не просто сканировать, «читать» чужое сознание, но и полностью отключать его, получая над окружающими абсолютную власть? Лорд – вне всяких сомнений, Чак – возможно, во всяком случае вероятность этого весьма велика. Значит, вместе со мной только трое. На первый взгляд, ерунда, капля в море, которой из-за ее ничтожности можно пока пренебречь. Однако ведь был, я помню, кто-то еще, кто-то, поставивший на семинаре сверкающий зеркальный барьер, чуть не ослепивший меня. Получается, что нас как минимум четверо. И потому естественно всплывает фундаментальный вопрос: эта инициация происходит только в среде экспертов, в среде тех, кто пережил известный «инцидент первого дня», или зарождение хомо новус – обширный процесс, он уже идет во всей человеческой популяции?

Ладно, об этом – потом.

Я говорю:

– Посмотрите, там, за задним сиденьем, должна быть аптечка.

Павлик приподнимает коробку с напечатанным на ней красным крестом:

– Вот она!

– Лиза, займись-ка его лицом. Вытри кровь, найди пластырь, заклей…

– Да ладно, – бурчит Павлик. – Я сам…

– Аккуратно надо… А то будешь пугать людей, привлекать внимание. Нам это ни к чему.

– Ну-ка повернись! – строгим голосом приказывает ему Лизетта.

Павлик поднимает лицо, и она начинает осторожно его обтирать. Я наблюдаю за ними через верхнее зеркальце. Вижу, как Павлик трепещет, а Лизетта, напротив, вошла во вкус требовательной медсестры и командует:

– Выше голову! Чуть левее!.. Левей-левей, говорю, мне не видно!..

Затем они находят там же бутылку с водой.

Мы все жадно пьем.

Лизетта вздыхает:

– Еще бы поесть.

– Чего нет, того нет…

Я включаю приемник. Женский голос с металлическими, возбужденными интонациями сообщает, что террористы из организации «Кагонда Ману» согласились отложить срок своего ультиматума на семьдесят два часа. Вместе с тем угрозы их остаются в силе: если арконцы, «порождения дьявола», к тому времени не уйдут, будут казнены следующие десять школьниц… Террорист, взявший сегодня утром в заложники группу туристов на вершине Эйфелевой башни в Париже, также согласился ждать еще семьдесят два часа. По предварительным данным, это белый мужчина, этнический француз, недавно перешедший в ислам. Заложникам, после переговоров с полицией, удалось передать лекарства, воду, еду… Сведения об аналогичных захватах заложников в Мюнхене, Антверпене и Шанхае пока официально не подтверждены…

Лизетта, застывшая с бутылкой воды в руках, говорит тихим голосом:

– Боже мой…

Джип подскакивает на ухабе.

Она вскрикивает.

Вода плещется ей на колени…

На мосту перед Бельском мы слегка застреваем. Мы уже вывернули на основную, заасфальтированную часть дороги, и нас сразу же притормаживает бредущий по ней встречный поток людей. Чем ближе к Бельску, тем он становится гуще. Мы едва-едва ползем по обочине, переваливаясь с кочки на кочку, снизив скорость до минимума, чтобы никого не задеть. Странно выглядят эти люди. Они бредут как бы все вместе и одновременно – поодиночке, разобщенные, замкнутые в себе, не замечающие других. Мутным облаком висит над толпой лишь шарканье ног. Не слышно разговоров, не ощущается в них ни радости, ни прощальной тоски. Молчат даже дети, цепляющиеся за родителей. Все глаза устремлены только вперед – куда-то за горизонт – туда, где вздымается куполом Звездный Ковчег, готовый унести бедный народ в далекий галактический рай. Внутренне они уже простились с Землей. И я в который раз думаю, что же за мир мы построили, если миллионы людей готовы на все, лишь бы вырваться из него.