Адриан Чайковский: Дети времени [litres]

– Особо хочу поблагодарить инженерные команды во главе с докторами Фэлларном и Медай за неустанный труд по превращению… – и тут она чуть невольно не сказала «Мира Керн», – …нашей подопытной планеты в безопасную среду, благоприятную для нашего величайшего проекта.

Фэлларн и Медай, конечно, уже давно отправились обратно на Землю: их пятнадцатилетний труд был завершен, а тридцатилетний обратный путь начался. Однако они просто создавали декорации для Керн и ее мечты. «Мы все… я… это то, ради чего трудились».

«Путь домой длиной в двадцать световых лет. Хотя на Земле проползут тридцать лет, для Фэлларна и Медай в их холодных гробах пройдет только двадцать. Для них весь путь будет идти почти со скоростью света. На какие же чудеса мы способны!»

На ее взгляд, двигатели, разгонявшие ее почти до скорости света, были всего лишь прозаичными инструментами для перемещения по вселенной, которая вот-вот должна была принять наследие биосферы Земли.

«Так как человечество может быть уязвимым перед тем, что мы даже вообразить себе не можем, мы забрасываем сети все дальше и дальше…»

История человечества балансировала на лезвии ножа. Тысячелетия невежества, предрассудков, суеверий и отчаянных усилий наконец привели их сюда: человечество даст начало новой разумной жизни по своему образу и подобию. Человечество перестанет быть одиноким. Даже в немыслимо далеком будущем, когда сама Земля погибнет в огне и прахе, среди звезд будет распространяться некое наследие – бесконечное и приумножающееся разнообразие рожденной на Земле жизни, достаточно различающееся, чтобы пережить любые превратности судьбы до самой гибели вселенной – а возможно, и дольше. «Даже если мы умираем, мы продолжаем жить в наших детях».

«Пусть идиоты из НУН, ставя все на одну карту, проповедуют свою унылую веру в чистоту и превосходство человека, – думала она. – Мы их переэволюционируем. Мы оставим их позади. Это – первый из тысячи миров, которым мы подарим жизнь.

Ибо мы боги, и нам одиноко, и потому мы будем творить»…

Дома дела обстояли непросто – по крайней мере, так можно было заключить по картинкам двадцатилетней давности. Аврана бесстрастно просматривала бунты, яростные дебаты, демонстрации и насилие и думала только: «Как нам удалось добиться столь многого, имея в генофонде такое количество дураков?» Лобби НУН представляло собой всего лишь самую крайнюю позицию целой коалиции политических группировок: консерваторов, философов и даже фанатично верующих, которые следили за прогрессом и говорили, что пора остановиться. Которые яростно сражались с дальнейшим вмешательством в геном человека, выступали против снятия ограничений с ИИ и против таких программ, как проект Авраны.

«И все-таки они проигрывают».

Терраформирование все равно продолжится в других местах. Мир Керн – всего одна из множества планет, которыми занимаются люди вроде Фэлларна и Медай, планет, превращенных из негостеприимных скал – походящих на Землю только примерным размером и удаленностью от солнца – в сбалансированные экосистемы, по которым Керн могла бы разгуливать без защитного костюма, испытывая минимальный дискомфорт. После доставки обезьян и отстыковки наблюдательной гондолы для их отслеживания ее внимания удостоятся те другие сокровища. «Мы засеем вселенную всеми чудесами Земли».

В своей речи, на которой она практически не сосредотачивалась, она огласила список остальных имен, тех, кто находились здесь, и тех, кто были дома. По-настоящему ей хотелось благодарить единственного человека – себя. Она за это боролась: ее генинженерное долголетие позволило ей вести дебаты в течение нескольких естественных жизней человека. Она вела бои в кабинетах финансистов и в лабораториях, на научных конференциях и в развлекательных новостных программах – только для того, чтобы этого добиться.

«Я! Это сделала Я! Я строила вашими руками, я измеряла вашими глазами, но разум тут был только мой».

Ее губы продолжали следовать подготовленным путем, и эти слова были ей так же неинтересны, как, предположительно, и ее слушателям. До своей реальной аудитории эта речь доберется через двадцать лет, став для оставшихся дома последним подтверждением того, как все должно быть. Ее разум соприкоснулся с центром Брин-2. «Подтвердить системы Бочки», – ввела она команду по связи с управляющим компьютером станции. В последнее время эта проверка стала нервным тиком.