Кае де Клиари - Странно наказанный

Стою. Жду. Огонёк по-прежнему, висит на уровне моих глаз. Что дальше?

Вдруг, то на чём я стоял, покачнулось! Я храбро расставил ноги и постарался сохранить равновесие, попадая в такт этому раскачиванию. Если у меня и были какие-то сомнения, то длились они лишь секунду. Ясно! Далее мой путь шёл по воде.

Интересно, как это выглядело со стороны? Я представил себя в виде лягушки путешествующей на плавучем листе. Может быть, это был действительно какой-то лист, но тогда он должен быть гигантским! Как-то я читал, что на земле существует некое растение, листья которого могут заменить человеку плот. Там даже фотография была — нечто круглое, трёх метров в диаметре, лежит, словно блюдце на поверхности воды, а на нём сидят два симпатичных улыбающихся папуасика, на самом деле похожих на лягушат.

Но одно дело эти карапузы, а другое я. Мой вес раз в десять, а, учитывая доспехи, в двадцать раз больше чем вес тех ребят. Нет, то на чём я сейчас стою крупнее и прочнее тропического плавучего листа. Но не у блуждающего же огонька об этом спрашивать?

Мягкий толчок о невидимый берег, и мой проводник снова начинает удаляться. Но теперь он делает это медленно, даже торжественно, а значит и мне следует взять тот же ритм.

Внезапно туман кончился. Темнота тоже куда-то исчезла. Лес озарился волшебным изумрудным светом с золотыми искрами, переливающимися такими же волнами, как слои тумана за миг до этого! Но этот свет шёл не сверху, потому что небо оставалось тёмным.

Небо было тёмным, несмотря на то, что тучи рассеялись. Но казалось, что даже звёзды померкли перед сиянием, которое источала земля и все, что было на ней.

Светилась каждая травинка, каждая веточка, каждый лист. Светилась кора на деревьях и складки на этой коре тоже светились, играя разными оттенками. Там, где не было травы, под ногами светились прошлогодние иголки и опавшая листва.

Блуждающий огонёк не исчез, несмотря на весь этот свет. Он продолжал лететь впереди меня, словно вёл за руку. И он привёл.

Это было то, что осталось от древнего дерева — огромный полый пень, обломанный почти на высоте моего роста. Чтобы заглянуть за край, внутрь этого пня, придётся встать на цыпочки. А вот чтобы туда влезть…

Кто-то спросит — зачем мне туда лезть, и что я собрался делать внутри этого пня, из которого льётся такой сильный поток света, что достаёт до самого неба, где переливается призрачным пятном.

Дело в том, что это портал. Куда? В мир людей. Да, да! В ваш мир, граждане люди. В тот самый мир, который и мне является родным. Тот, где я родился и вырос, где стал самим собой, вопреки стараниям всех своих благодетелей и воспитателей.

Место, где мне довелось познать всё то, чем вы так дорожите и чем гордитесь, и что я ненавижу пуще самого лютого зла!

Сказать, что это такое? Вот он список — цинизм, лицемерие, ханжество, предательство. Те самые идолы, которым поклоняются миллионы и миллиарды, так называемых развитых обитателей человеческого мира!

Нет, я вовсе не надеюсь побороть этих великанов в одиночку. Когда-то попытался, но не смог. Но дело не в том, что у меня не хватило сил, а в том, что мною не было получено на ту борьбу разрешение свыше! За это я и наказан. За то, что взялся не за свою работу. За гордыню, заставившую меня думать, что мне по плечу такой титанический труд.

Я наказан втройне. Во-первых, крушением моих планов и надежд на искоренение скверны в родном мне мире, во-вторых, тем, что все перечисленные идолы прошлись по моей жизни кованными сапогами под овации многочисленной толпы людей и редкие вздохи сочувствия тех немногих из них, что ставят опасную правду выше благополучной лжи. Прошлись и втоптали в грязь…

Но они не учли, что грязь сродни земле, и что даже растоптанный я не был уничтожен, а пророс, как семя, чтобы предстать пред Высшим судом, а потом очнуться здесь и испытать то, что является моим наказанием.

И, в-третьих, — я наказан тем, что оторван от мира людей.

Вот так. Сидя на всём готовеньком, имея всё то, о чём мечтал издавна для наслаждения души и тела, я страшно тоскую по этому миру, забывая какой он наполнен гнусностью, пошлостью и подлостью, превозносимыми, как добродетели. Ой, дурак!..

Но, как ни странно, даже будучи наказанным таким необычным способом, я имею отдушину. Вот она передо мной. Это мало, но это хоть что-то. Так же, как и мои девочки из замка, я могу раз в год вернуться ровно на двенадцать часов и…

Трудно сказать, что за это время можно успеть. Фактически, я могу делать все, что мне заблагорассудится. Сходить в кино, пристать к какой-нибудь развесёлой компании, закрутить сверхкороткий романчик с красоткой, которую не надо выводить из портрета и вызывать из праха заключённого в алхимическую банку.