Марат Нигматулин - Намывание островов (СИ)

Намывание островов.

Данная книга представляет из себя первый том моего полного собрания сочинений, а посему большая часть работ, опубликованных здесь, ранее уже выходили в свет, исключая лишь две литературоведческие статьи, а также некоторые мои комментарии к собственным текстам, проясняющие их смысл.

Формализм как единственно верная философия искусства – вместо предисловия.

Философия искусства, равно как и научная философия, за которую нередко выдают позитивизм, весьма обширна и разнообразна, а также богата самыми интересными и отличными друг от друга школами, учениями и прочими сектантскими объединениями. Видя все их разнообразие, я решил утвердиться во мнении, что мне также необходимо внести сюда свой вклад, создав особое учение в философии искусства – формализм. Излагая основные доводы и закономерные выводы нашего нового учения, я должен начать издалека, притом с самого очевидного, кончая самым парадоксальным, совершая, таким образом, великий философский круг. Нередко, в процессе чтения сочинений различных авторов, в особенности же древних, мы сталкиваемся с особой проблемой, которая состоит в полнейшем непонимании исторического контекста данного произведения, что просто губительно для верного познания любого текста. Автор, как мы понимаем все, пребывает не в некоем эфире, а в абсолютно материальном мире, в действующем на момент его творческих лет социуме, который и накладывает неизгладимый отпечаток на все его творчество. Разумеется, мы просто обязаны признать, что следует снабжать все книги, в особенности же древние, различными историческими справками, примечаниями и комментариями, что и делается, и в чем нет никакого секрета. Однако помимо общего исторического контекста есть еще контекст биографический и библиографический, которые фактические есть лишь части исторического контекста, но несколько более глубокие. Конечно, мы понимаем, что некоторые жизненные радости или невзгоды очень сильно влияют на самое творчество, на что мы и можем привести массу примеров; по мере развития болезненных состояний у Ницше, его философия все более и более наполняется пессимизмом и мрачностью, да и вообще приобретает характерные «ницшеанские» черты. Таким образом мы делаем неизбежный вывод о том, что нам необходимо всякую книгу сопровождать еще и справкой биографической, что также нередко делается. Но вот тут мы и подходим к библиографическому контексту, который состоит в осознании того, какое место занимает произведение в общем сонме работ автора, для чего нам и нужна справка литературоведческая, которую тоже нередко нам и предоставляют академические издания. Таким образом, следуя логике всякого произведения, мы обязаны доя верного его понимания ответить на два вопроса:

1) Какое значение это произведение имело для общества в момент его создания, как это значение изменялось со временем, а также каково оно сейчас и каким станет в будущем?

2) Какое место это произведение занимает в жизни автора как человека, как гражданина, и как непосредственного творца?

Однако и ответами на эти два вопроса нельзя полностью удовлетвориться, зная, что всякое явление состоит из объекта, который наблюдают и субъекта, который наблюдает; в данном случае книга есть объект, а читатель есть субъект. Иными словами, читателю также следует понять, какое значение будет иметь эта книга в его собственной жизни и системе ценностей, а также понять, насколько исторические и его личные обстоятельства влияют на восприятие книги. Разумеется, нам очевидно, что если книга была прочитана принудительно некоей высшей инстанцией, то восприятие ее будет отлично от того, как если бы человек сам решил ее прочитать. Особый отпечаток на понимание книги накладывает и общество, в котором непосредственно пребывает субъект; книги Михаила Салтыкова понимают ныне совсем не в том ключе, как понимали их в Союзе или при жизни автора. Теперь нам стало ясно, насколько же самим следует много знать, дабы уметь правильно понимать чужие тексты, а также убедились, что если количество справочного материала к художественному произведению превышает само произведение по объему, то это не признак глупости издателя, хотя и не признак еще ума. Так мы обосновали надобность создания отдельной науки, которая уже существует, и имя которой – литературоведение, но теперь надо переходить к вещам более парадоксальным, нежели излагаемые нами доселе являлись.