Майкл Бишоп - Сказки о воображаемых чудесах [сборник]

Честно говоря, про свою работу я бы такого сказать не смогла.

В самый разгар работы над серией снимков для рекламы новых женских духов (по какой-то причине они поставлялись во флаконе, словно сделанном из промышленных отходов, и вовсе не подходившем для аромата, который мог похвастаться «верхними нотками зелени с обертонами корицы», что бы это ни значило; пахли эти духи, как дешевый дезодорант) в студии раздался звонок. У меня стоял автоответчик для фильтрации входящих вызовов, и я могла прослушать сообщение, не отрываясь от процесса съемок… но я бросила все и побежала к аппарату, когда голос на том конце провода задумчиво произнес: «Эээ… это вы подбросили мистера Гёрни до дома пару месяцев назад?»

— Да, это я! Это не автоответчик!

Женский голос безо всякого предисловия пояснил:

— Простите за беспокойство, но мы нашли вашу визитку в комнате мистера Гёрни… В последний раз его видели с вашим альбомом в руках, он собирался на прогулку, хотя до этого не выходил из дома целую неделю…

У меня неприятно засосало под ложечкой, и вскоре это ощущение словно разлилось по всему телу; сотрудница дома престарелых тем временем продолжала свой полубессвязный рассказ. Она поведала мне, что никто не видел Гёрни с тех пор, как он сел в машину с канадскими номерами, а потому сейчас он может быть совершенно где угодно. По всей вероятности, направляется в Нью-Йорк. Хоть женщина и не видела меня, я потрясла головой:

— Нет, мэм, можете не искать его там. Он не далеко уехал… Я уверена. Если он все еще не в Литтл-Иджипт, он на той стороне границы с Кентукки. Просто ищите вывески Катца!

— Что искать?

Я прижала трубку к груди, пробормотала «Ах ты тупая курица!», просто чтобы сбросить напряжение, и затем объяснила:

— Он рисовал вывески на амбарах. И сейчас прощается с ними. — Проговаривая последние слова, я сама подивилась тому, как сформулировала мысль… хотя инстинкт художника — тот, что объединял нас с Гёрни, — подсказывал мне, что я все сказала правильно.

Хотя женщина из дома престарелых и получила все сведения от меня, она так и не удосужилась перезвонить, когда тело Гёрни было найдено в нескошенной траве. Он лежал у стены заброшенного сарая, которую украсила его любящая рука. Тем вечером поздней осенью я, как и многие другие, смотрела CNN : там снова крутили передачу о его последней — или предпоследней — работе, а затем последовал до странного сентиментальный некролог, завершившийся крупным планом «малышек», под изображением которых и обнаружили тело старика. Камера дала увеличенное изображение мордочки Миш-Миш, словно сшитой из желтоватых, серых и белых лоскутков с рыжим пятнышком вокруг глаза. Она так резко выступала из кадра, была такой настоящей, что никто — будь он любителем кошек или нет — не мог не увидеть того, что было столь сложно разглядеть в интервью, которое Гёрни дал для CNN. В том репортаже, где старика изобразили безо всяких прикрас, этаким неотесанным простаком, каким он мог показаться на первый взгляд (до такой степени, что недооценить его работы становилось до смешного легко), не было заметно одно: он был гением. Весьма вероятно, равным по величине Бабушке Мозес и ее коллегам.

Ж. К. Суарес первым выпустил книгу, посвященную кошкам Катца — именно под этим названием прославились потом работы Гёрни. Вклад в этот сборник внесли многие именитые фотографы вроде Герба Ритца, Энни Лейбовиц и Аведона; я в их число не вошла, но зато поучаствовала в другом проекте: деньги, вырученные от продаж этого издания, пошли в фонд борьбы со СПИДом. Затем начали выходить специальные выпуски передач на станциях, которые Гёрни бы назвал „пижонистыми“, и даже ходили слухи о выпуске марок с портретом художника и изображением одной из кошек Катца.

Ирония здесь в том, что я сильно сомневаюсь в том, что Гёрни понравилась бы вся эта шумиха вокруг его работ; то, что он создавал, было для такого слишком личным. Особенно после того, как я видела нежность, с какой он гладил изображения своих «малышек» в моей взятой напрокат машине. Как он столь внезапно поделился своей мечтой о том, чтобы уменьшиться до размеров котенка — мечтой, которая завладела им во времена, когда он мальчишкой вычищал сарай, много лет и много дворовых кошек назад. Но все же была для меня и положительная сторона в том, что жизнь и творчество Гёрни стали известны широкой публике. Это дало мне возможность разузнать, что случилось с ним на самом деле, не посещая тот мрачный городок, где мы познакомились, и не заходя в его полупустую, похожую на келью, спальню в доме престарелых.