Б Истон - Молиться за Рэйн

— Девятнадцать минут. Пойдем.

Моя улыбка исчезает.

Я стараюсь не отставать от него, когда он направляется к центральному проходу. Чем дальше мы заходим в магазин, тем сильнее ощущается вонь от гниющей пищи. Но в центре всегда хранятся не скоропортящиеся товары, и именно этими он, похоже, и запасается. Протеиновые батончики, герметичные упаковки пюре из фруктов и овощей, вяленая говядина, сухофрукты, орехи…

— Как тебя зовут? — шепчу я в то время, пока он наклоняется и протягивает свою длинную руку к задней полке, чтобы взять последнюю банку тушеной говядины. Это место разграблено.

Он смотрит на меня все с тем же бесстрастным выражением лица. Затем встает и бросает банку в один из пакетов, игнорируя мой вопрос.

— Ты не собираешься мне говорить? — шепчу я, надув губы.

Мистер Ворчун в ответ лишь приподнимает одну бровь, затем отворачивается и продолжает осматривать разграбленные проходы.

— Я должна тебя как-то называть, — шепчу я, похныкивая, в то время как он изучает этикетку на пачке лапши быстрого приготовления. Он кладет ее обратно. — Если я угадаю, ты хотя бы кивнешь?

Его челюсти сжимаются, и он смотрит мне прямо в глаза.

— Если я скажу тебе, ты заткнешься на хрен? — Его голос — едва слышное шипение.

Я улыбаюсь и киваю, делая вид, что закрываю рот на замок невидимым ключом.

— Уэс.

Я открываю рот, чтобы ответить, но тут же захлопываю снова, когда его брови взлетают вверх в безмолвном предупреждении.

— Извини, — говорю я одними губами.

Я иду за ним к отделу с быстрыми завтраками, кукурузные хлопья и разноцветные засохшие маршмеллоу начинают хрустеть под нашими ногами, как осенние листья, как бы аккуратно мы ни ступали. Когда мы подходим к концу прохода, в помещение врывается хор глубокого смеха. Уэс толкает меня за спину и выглядывает из-за угла. Повернувшись ко мне, он прикладывает палец к губам, а затем указывает в направлении следующего прохода. Голоса, слишком громкие и буйные для трезвых людей, начинают отдаляться от нас по мере того, как мы продвигаемся дальше, ступая по битому стеклу и пролитой липкой газировке.

Мы поворачиваем налево и на цыпочках идем по двенадцатому проходу с техникой.

Уэс останавливается перед стендом с инструментами, и я наблюдаю за ним, размышляя о двух совершенно разных вещах. Во-первых, я не могу не перестать думать о его имени — Уэс. Интересно, это сокращенно от чего? Скорее всего, Уэсли. Или Вессон, как и название его здоровенного пистолета. Или, может быть, что-то необычное, типа Уэстчестер. А во-вторых, как, черт возьми, он собирается положить что-то еще в эти пакеты. Углы упаковок с продуктами торчат в разные стороны, угрожая разорвать тонкий материал. Но он все равно продолжает брать со стенда предметы: фонарик, перочинный нож, коробку зажигалок и консервный нож.

Затем он переводит взгляд на меня.

Внезапно я понимаю, каково это — быть фонариком, перочинным ножом, коробкой зажигалок или консервным ножом. Это потрясающе, особенно когда на тебя так смотрят. И когда тебя выбирает человек, как это мужчина передо мной. Но в тоже время — это страшно. И волнующе. Особенно когда он начинает приближаться.

Я выдерживаю его пристальный взгляд и задерживаю дыхание, когда он останавливается прямо передо мной… и разводит руки.

Я не задаю лишних вопросов и не колеблюсь ни секунды. Я делаю шаг вперед, обнимаю его за талию и прижимаюсь щекой к твердым мышцам над его сердцем. Пока мое грохочет в груди в ожидании его объятий, но мой похититель не обнимает меня в ответ. Вместо этого он оттягивает ворот моей мешковатой толстовки и бросает под мою заправленную футболку остальные припасы.

Мои щеки пылают от унижения, когда предметы один за другим скользят по моей обнаженной коже.

Плюх, плюх, плюх, плюх.

Боже, я такая идиотка.

В ту же секунду, как падает последний, я исчезаю. Меня не волнуют хлопья, хрустящие под моими ногами, или смеющиеся и невнятно разговаривающие люди, или верзила с «Узи», ожидающий снаружи. Все, о чем я забочусь, — это убраться подальше от этого мудака, пока он не увидел мое глупое раскрасневшееся лицо.

Я уже почти добираюсь до выхода, когда трое парней, выглядящих так, словно они только что ограбили метамфетаминовую лабораторию, встают между мной и раздвижными стеклянными дверями. Красные банданы, демонстрирующие их принадлежность к банде деревенщины снаружи, — это единственная яркая вещь в их сером, неопрятном и грязном виде. В их налитых кровью глазах мерзкий и хищный взгляд, от которого я бы пустилась в бегство… если бы не пистолеты, торчащие из их поясов.