Михаил Успенский - Марш экклезиастов

От стены отделился человек, которого он в последнюю очередь ожидал встретить здесь. Человек походил на страшно усталого, обносившегося и постаревшего Шаддама – и не имел ни малейшего отношения ни к древним расам, ни к Конгрессу, ни к Испании. Это был бригадир таджиков-строителей, которые в прошлом году ремонтировали Николаю Степановичу дачу. Его звали Идиятулла, обычно просто Толик. Когда-то он был авиационным инженером. Дачу отремонтировали хорошо, но за окончательным расчётом Толик почему-то не пришёл, а бригада не решилась взять его пай – сказали, пусть пока деньги полежат…

– О, господи… – Армен тоже узнал его. – Толик? Что вы здесь?…

– Если можно, – сказал Толик, – что-нибудь съесть…

У входа в ресторан подпрыгивал Костя и смущённо переминался Шаддам.

– Нойда нашлась, – сказал Костя. – Идёт сюда.

– Хорошо, – сказал Николай Степанович. – Значит, никуда пока не идём, ждите нас у бассейна, позовите сюда Аннушку.

– А Стёпа тоже здесь? – спросил Толик.

– Нет, он на хозяйстве… Так. Вы сколько не ели?

– Четыре… пять дней. Да, пять.

– Тогда чего-нибудь лёгкого и немного, понимаете? Нужно постепенно.

– Я знаю, Николай Степанович. Мне приходилось голодать…

Стало неловко.

– Сыр, – сказал Николай Степанович Армену. – Три ломтика ветчины, оливки. Чай. С сахаром?

Толик кивнул.

Армен ушёл к столу с закусками, а Николай Степанович повернулся к Толику.

– Так что случилось? Куда вы тогда исчезли? Откуда сейчас?

– Из Португалии…

– Понял. Документы хоть какие-нибудь есть?

– Нет.

– И как же вас угораздило?

– Шайтан помог.

Они помолчали. Вернулся Армен с подносом. Толик, с трудом сдерживаясь, проглотил ломтик сыра, потом другой. Подошла Аннушка, всплеснула руками. И Толика прорвало.

…не жадность это. Неправда. Когда детей надо кормить – это не жадность. Говорят тебе: всё бросай срочно, такая работа редко кому выпадает, зато в конце – деньги, много, больше, чем надеялся, так, чтобы не только кормить детей, но и чтоб школа, чтоб уехать, чтобы жизнь – а не всю жизнь выхаживать виноград, который всегда не твой, а хозяйский… Разве жадность – поехать за деньгами, которые дадут детям нормальную жизнь?

Только ехать надо было прямо с места – иначе не успеть, иначе не возьмут, потому что уже улетает самолёт, уходит автобус, и не успеешь вскочить на подножку, даже если задержишься всего лишь позвонить. Вот он только и успел – дать вербовщикам адрес Николая Степановича и попросить, чтобы передали односельчанам в бригаде: заберите деньги, передайте семье, пусть не беспокоятся, придёт время – отец вернётся. С большими деньгами. Толик зарычал горлом – наверное, это был смех.

Тогда, прямо на строительном складе, куда он приехал отблагодарить хороших людей за хороший товар, его и подрядили строить особняк в Португалии для нефтяного магната, которому моря по колено, а Памир по плечо. И последнему дураку, последнему авиационному инженеру было ясно, что такую удачу выпускать нельзя. Документы? Паспорт по сегодняшним порядкам у любого человека восточной внешности с собой даже ночью, визу рабочую – сделают прямо на границе, нефтяным магнатам ведь не законы писаны, а дыры в этих самых законах…

Самолёт до Москвы. Самолёт на Кипр. Ещё самолёт – маленький, набитый под завязку, без стюардесс, но со смешливыми пилотами. Жарко, тесно, зато по рядам гуляют, из рук в руки, большие бутыли со сладковатым кипрским питьём. Собирают паспорта. Скоро приземляемся. Приземлились. У трапа трое в форме. Автобус. Провал.

Вонь и земляная полутьма, в которых он очнулся, сразу объяснили всё то, о чём давным-давно должен был догадаться разумный человек с высшим образованием, в пятом классе читавший и «Хижину дяди Тома», и «Пятнадцатилетнего капитана». Объяснение было настолько всеобъемлющим и всеподавляющим, что ни вопросов, ни воли к борьбе у Толика попросту не осталось. Единственное, что, по странной прихоти воображения, мучило его на протяжении нескольких дней, – не досада на собственную – жадность? глупость? недогадливость? невезучесть? – нет: он никак не мог понять, зачем их усыпили по дороге, если потом пришлось возиться с выгрузкой спящих тел из автобуса. Ответ пришёл с лёгкостью – когда самого Толика погнали выгружать из знакомого автобуса следующую партию «счастливчиков».

Вместе их держали недолго. По одному, по два, по три человека их продавали местным фермерам, строителям – в общем, хозяевам. Очередной изгиб Толиковой памяти заставлял называть их бауэрами – тоже, видимо, читал что-то в детстве. Запугивать рабов не пришлось: сгорбленные плечи, обвисшие длинные натруженные руки, въевшаяся в кожу земля, обесцветившая глаза покорность удостоверяли личность для вербовщиков куда лучше, чем навеки пропавшие паспорта. Толику хватило ума скрыть от хозяев и высшее образование, и способность худо-бедно ориентироваться в словах незнакомого, но всё же романского языка.