Юстина Южная - Корабелы полуночных морей

– Поджигай, – скомандовал Ирвин.

Пацаны швырнули на борт обычную зажигалку, пламя вспыхнуло мгновенно.

– Все, уходим! Уходим!

Двое тут же нырнули в спасительную тень кустов, Ирвин и Джей задержались. Шхуна полыхала знатно. Джей покосился на друга, тот стоял, щуря глаза, из-за игры света и теней казалось, что губы его кривятся в злой усмешке. «Пора бы сваливать», – подумал Джей, но, завороженный видом сотворенной ими стихии, продолжал смотреть на пожар.

Негромкий стук, а затем и приближающийся топот заставил его очнуться. В домишке, самом крайнем к морю, зажегся свет, на порог выскочила девушка в белой ночной рубашке. Длинные, растрепанные со сна волосы, такого же светлого, как ночнушка, цвета, босые пятки, в одной руке зажат небольшой баллон, в другой – старинная винтовка, Джей такие разве что в доме у деда видел, у него знатная коллекция.

Ирвин дернул его за рукав, но Джей не шелохнулся. Девушка добежала до шхуны, быстро окинула глазами берег и… заметила их.

– Да бежим, дурак! – заорал, уже не стесняясь, Ирвин и метнулся в акации.

Девушка мгновенно бросила баллон на песок и вскинула ружье к плечу.

– Гады! Ненавижу! – Ее крик, отчаянный и бессильный, ударил Джея не хуже хлыста. Рассекая кожу до самого сердца и хватая за ноги, хлыст прервал бег возле спасительного выхода.

Рядом на миг взорвался воздух, что-то свистнуло, карябая плечо. Джей замер. Светловолосая, не потрудившись проверить, достала ее пуля кого-нибудь или нет – настолько была уверена, что поджигатели скрылись, – подхватила огнетушитель и понеслась к судну.

Направив раструб на огонь, она сражалась с ним молча, даже не пытаясь позвать на помощь. Думала, что не докричится? Знала, что никто не придет? Часть пожара удалось загасить довольно скоро, но баллон опустел, а пылающие языки охватили грот-мачту. Девушка ринулась на нос шхуны, схватила болтавшееся там ведерко и спрыгнула в прибой. Она набивала ведро мокрым песком и водой, а затем неслась обратно, чтобы вылить-высыпать все это на пламя.

Она проигрывала.

И Джей не выдержал. Рванулся к суденышку, снимая на ходу футболку, подлетел к воде, накидал песка прямо в майку, вывалил на горящие доски. Девушка подняла взгляд на неожиданного помощника.

Лицо ее было вымазано копотью и песочной грязью, по щекам текли две струйки слез.

– Пошел вон! – сквозь плач крикнула она. – Что тебе еще надо?! Застрелю!

– Нет, нет! – Джей вскинул руки, показывая свои добрые намерения. – Я помогу… я вот… песок…

Светловолосая размышляла аж целых две секунды.

– Зови на помощь. Там, – она махнула ладонью в сторону галиона и двух огромных фрегатов. – Я здесь. Быстро!

Джей колебался, не решаясь оставить ее одну, но все же сорвался с места и помчался к дальним причалам. К счастью, навстречу уже бежали люди.

Второй раз Эсфирь проснулась далеко за полдень. Мышцы затекли, болели руки и плечи. Она потянулась, медленно повертела шеей, не помогло. Выбравшись из кровати, девушка поплелась на кухню за чайником. Сейчас немного травяного чаю (а еще в буфете валялись конфеты), и станет лучше. Должно стать лучше, ей ведь теперь понадобится много сил, чтобы восстановить шхуну. Хотя бы начать.

Из дома она вышла в легкой рубашке и штанах, но вернулась накинуть кофту – набежали тучи, с моря дул прохладный ветер.

Шхуна, почерневшая, с обожженной кормой и грот-мачтой, все так же стояла у причала. Эсфирь взобралась на палубу, осмотрела суденышко, стараясь не наступать на прогоревшие доски. Разрушения не катастрофические, но огонь сожрал довольно много. Девушка прислонилась к бортику; как ни сдерживалась, из глаз опять закапали слезы. Да что ж им, этим гадам, нужно! Зачем, за что?!

И папа далеко, прилетит не раньше чем через неделю.

Может, она неправильно сделала, что не сдала того парня в полицию или остальным корабелам? С него хоть какую-то компенсацию содрать получилось бы. Или не получилось – что более чем вероятно.

Вспомнила ночь. Люди стоят вокруг нее: охранник, смотритель, часть команды с ближайшего корабля.

– Ты видела, кто это сделал? Он один был или их несколько? Убежали, подонки? – озабоченно спрашивают они.

Девушка смотрит в глаза растерянному поджигателю – высокому русоволосому парню лет семнадцати-восемнадцати, слишком светлокожему, чтобы быть местным жителем. Он тоже измазан илом, сажей и песком, комкает в руках растерзанную футболку, молчит, не решаясь ни оправдаться, ни сбежать. Эсфирь отворачивается.