Лариса Бортникова - Гарнизон Алые паруса

– А я говорю вам, что не влезем все. Грузоподъёмность не та. В конце концов, кто-нибудь здесь меня услышит? - Инженер грызёт рафинад. Прозрачные крошки на бесцветных губах, точно иней. - Даже не взлетим! Нас пять человек. Питьевая вода, топливо, аптечка, то сё. И ещё эта ваша тушёнка.

– Молчать! - Нитка вылетает вместе со слюной. - Молчать! Не сеять панику!

– Не ссорьтесь. - Милке обидно, что её не посчитали. Ей обидно, что её не берут на Кубу и что никогда ей не носить белые шорты, но она понимает: «грузоподъёмность не та». Милка умная.

– Не верите? Давайте сейчас опробуем. Ну? Потратим канистру бензина и попробуем. Зуб даю, не взлетим, - не успокаивается Инженер.

– Я запрещаю растрачивать попусту материальные средства. - Полковник спокоен и убедителен. - В понедельник. Понятно?

– Так точно. - Сержант вскакивает, оправляет гимнастёрку, замирает.

– Тогда всем отбой до семи утра.

Милка шуршит ладонью по капроновой скатерти, стряхивая крошки. Отбирает у Инженера сахарницу, осторожно трогает за локоть отца Михаила. «…Дева, радуйся…» - удивлённо поднимает глаза тот, продолжая пережёвывать слова.

– Ты завтра не ходил бы никуда. - Когда Милка шепчется с отцом Михаилом, голос у неё нежный, голубиный.

– Как можно? Ведь ждут души заблудшие.

– А на Кубе все души заблудшие. Там, болтают, сплошной разврат и пьянство, - Инженер, ехидно щурясь, ждёт ответа.

– Глупый ты, Петя. - Отец Михаил зовёт по именам всех, кроме Полковника. - Любовь да милосердие в каждом живы, только пуганые они, несмелые. Как котёнок дворовый. Надо тихонечко покликать: кис-кис…

– Кис-кис, - передразнивает Инженер. - Вот разобьёмся насмерть, будет тебе и кис и брысь. Чего тебе-то Куба сдалась, а? Тебе же и здесь хорошо.

– Мир повидать. Людей.

– Отбой! - Полковник стоит в дверях хмурой глыбой цвета полыни. - И вы, Людмила, ложитесь. Соблюдайте дисциплину.

– На что ты мне сдался такой? - ругается Милка про себя и трудно проталкивает через горло: - Да. Иду уже, товарищ Полковник.

Воздух в столовой расслаивается на пластины, как слюда.

Однажды, кажется, в июле или в августе, Милка возвращалась в лагерь налегке. За лыжи спортивные - инвентарный номер Л 2м «Быстрица»-5145 ей удалось добыть сгущёнки и два ржаных кирпичика. Летом лучше шли пикейные покрывала в цветочек, но, по Милкиным подсчётам, покрывал этих остался точный комплект - по два на койко-место, и всё. Милка думала, что одно дело лыжи - их много, да и рассохлись уже все за четыре с лишним года, а лагерное имущество без острой необходимости лучше не трогать. Она думала, что сейчас помоет окна в столовой, а потом сядет в Ленинской комнате, включит проигрыватель и послушает любимую «бессаме мучьо». Милка даже начала напевать под нос и, может быть, поэтому не сразу заметила, что замок сбит, а на крыльце каптёрки чернеют следы. Когда Милка всё-таки сообразила, что на территорию забрался чужой, она охнула, уронила авоську с добычей и тихонечко, прячась за кустами бузины, пробралась в первый корпус. Там она вооружилась лыжной палкой и, осмелев, поспешила к каптёрке.

– Отставить! - Голос сорвался на густой кашель. Чужак трудно поднялся с лавочки и уставился на Милку безбровым рыбьим взглядом.

Палка выпала на крыльцо, покатилась, оставляя за собой неглубокую царапину на плитке.

– Ты кто такой? - запетушилась Милка, догадавшись, что сухощавый старик в военной форме никак не причинит ей вреда.

– Полковник авиации.

Милка ничего не понимала ни в нашивках, ни в шевронах, ни в званиях. Милка знала, что такое уток и основа, умела ровно строчить на машинке и быстро укладывать готовые изделия из ситца и каландрированного капрона по коробкам. Милке было невдомёк, что полковникам авиации положены жилплощадь, пенсия, паёк, бесплатное обмундирование и военный оркестр на похоронах, зато она сразу сообразила, что сгущёнкой сегодня придётся делиться. Они сидели друг против друга за столом для вожатых, и Милка хотела спросить, почему это у генералов на штанах есть лампасы, а у полковников нет, но стеснялась. Через неделю, когда Полковник отдохнул и отъелся, Милка вручила ему ведро с краской, полученное в обмен на инвентарный номер Л 2м «Быстрица»-4760, и звезда на воротах наконец-то заблестела масляно и довольно.

Они почти не разговаривали. Милка изнывала от любопытства и почти девичьего стыда, а Полковник предпочитал отмалчиваться. Вечерами Милка отпирала Ленинскую комнату, жалась в кресле, глядя, как Полковник крутит переключателем «Рекорда» и бледнеет. Посмотрев новости, Полковник поднимался и уходил в столовую, где Милка устроила ему постель, а она всё сидела, не решаясь поставить пластинку с «бессаме мучьо».