Дмитрий Леонтьев: Роса в аду

— Два сто, плюс два сто будет четыре семьсот, пять пятьсот, плюс пять триста будет одиннадцать двести… Итого, с вас двадцать две четыреста… Следующий.

Я протянул ей корзину.

— Четыре семьсот и девять триста будет пятнадцать двести, плюс семь сто будет двадцать две шестьсот и плюс… Итого, с вас сорок одна четыреста.

Я посмотрел ей в глаза и протянул пять тысяч. Она бодро отсчитала мне сдачу десятью пятидесятитысячными купюрами и гаркнула:

— Следующий!

— Дайте мне еще вот тот лотерейный билет, — попросил я.

— Тысяча, — сказала она, приняла у меня тысячу, протянула лотерейный билет и еще пять стотысячных купюр. Оттолкнув мою корзинку в сторону, бросилась на следующую жертву:

— Две пятьсот, плюс две пятьсот… Я подошел к соседней кассе и протянул светловолосой девушке билет:

— С днем рождения, Катя.

Она удивленно посмотрела на меня:

— У меня день рождения был месяц назад.

— Но тогда-то я поздравить не успел, — резонно заметил я. — Бери, курносая, за этим номером тебя ждет та самая стиральная машина, о которой ты так долго мечтала.

— Разыгрываете? — улыбнулась она. — Откуда вы знаете про стиральную машину? Вы знакомый кого-то из работников универсама?

— Я — бабушка директора, — сказал я, опуская лотерейный билет ей в карман халата.

— Нет-нет, я не возьму. От незнакомого человека…

— Меня Васей зовут. Теперь мы знакомы, и дальнейших препятствий к принятию подарка я не вижу. И не спорь со мной, курносая, это бесполезно.

На улице я догнал старуху и протянул ей завернутый в пакет из-под молока кошелек.

— Это ваше, Софья Павловна. Обронили вы…

— Ох, батюшки… Радость-то какая! Ох, сынок, ох, спасибо! Дай Бог тебе здоровья!

— Ну, этого-то Он дал в избытке, еще на пару-тройку тысячелетий хватит, а благодарить не за что. Если б в этом не было моего участия… Просто, лично я предпочитаю совершать далеко не все грехи…

— Побегу, должок девоньке верну, — прослушав мою речь, суетилась старушка. — Отдать нужно должок-то… Грех это…

— И впрямь, — подтвердил я. — Об этом я и не подумал…

Старушка ушла, а я посмотрел па свое отражение в витрине магазина. Отражение заинтересованно уставилось в газету, которую держал в руках парень, сидящий на поребрике. Вытянув шею, оно заглядывало ему через плечо и восхищенно качало головой.

— Что интересного пишут? — спросил я.

— Церковь заплатила актеру, сыгравшему в фильме роль Христа, сто миллионов долларов, чтобы тот больше не снимался ни в одном фильме, — прочитало мне вслух отражение.

Я окинул взглядом стоящих возле входа в универсам нищих, взглянул на одетых в ветошь старушек, греющихся на солнышке возле подъезда, на безногого, сидящего в инвалидной коляске с протянутой рукой возле кооперативных ларьков, и кивнул:

— Тоже дело. Кто сработал?

— Самое смешное, что не наши, — развел руками призрак. — Вернее, наши… но "не наши"…

— Кто-то сказал, что, когда дело вырастает до определенных масштабов, оно вполне может обойтись без основателя, — задумчиво сказал я. — Это-то для меня и отвратительно. Мне не остается работы. Скучно. У меня уже не хватает фантазии на что-то новенькое. Только придумаешь — глядь, а оно уже есть. Все, как у меня и было задумано, только уже выполнено и перевыполнено… Вот посмотри, какая прелесть…

Я указал на стоящий рядом с соседним домом "шестисотый" "мерседес", блестящий в лучах весеннего солнца идеальной полировкой. Вокруг машины ходил облаченный в рясу розовощёкий священнослужитель, сбрызгивал "мерседес" из стеклянного флакончика и неустанно бормотал. Затянутый в джинсу и кожу владелец машины снисходительно наблюдал за его действиями, похлопывая по ладони пачкой приготовленных для оплаты купюр.

— Это… Это он что делает? — опешило отражение.

— Освящает, — пояснил я. — Как видишь, многое в этом мире многократно превзошло мои ожидания. Всего две тысячи лет… Две тысячи! И ты не поверишь, но мне это даже не нравится. Меня интересуют борьба, интриги, трудности… Разумеется, субъективно. Объективно: все хорошо, все так и должно быть… А вот и мой старый знакомый…

Я посмотрел на крышу дома, возле которого стоял "мерседес". Фигурка повстречавшегося мне в магазине наркомана выглядела отсюда маленькой и тщедушной. Но я видел даже безумный блеск его глаз, когда игла вошла глубоко в вену, пробивая дорогу для несущей эйфорию жидкости. Со вздохом облегчения он отбросил шприц, перед глазами заклубилось розовое облако, он улыбнулся и шагнул вперед…