Александр Етоев - Пришельцы с несчастливыми именами

Он замолчал и грустно засвистел полонез. Я подыграл мелодии каблуком.

– А вообще-то… – Он махнул рукой и посмотрел на меня виновато. – Сань, знаешь что… Я тебе не говорил. – Он помолчал, выдохнул и сказал: – От меня Наталья ушла. Насовсем. Один я теперь, понимаешь?

– Валя. – Я потянулся к недопитой бутылке. Но тут в дверь постучали.

– Дядя Валь, – в проеме стоял Васище и губы его дрожали. – Вы моего яда не видели? Я пока за вами к дверям ходил, кто-то весь яд спер. Почти полкастрюли.

Мы с Валентином Павловичем обалдело уставились на него. Валя помотал головой.

– Честное слово, Василек, мы твоего яда не брали. У нас своего…

Он показал пальцем на бутылочный ряд и вдруг замер и побледнел.

– Сашка, – борода его стала пепельной, – мы сколько бутылок выпили?

– Две. Одну водки и одну «тридцать третьего».

– А сколько осталось?

Я посмотрел. На полу на фоне книжных исшарпанных корешков плечом к плечу, ровнехонько, как на параде, стояли три стеклянных богатыря. Три да плюс две бутылки, что выпиты. А всего их было четыре!

В желудке у меня что-то пискнуло и заскребло. Похоже на мышь, или мне показалось? Я тщательно, вслух, одну за одной, пересчитал две выпитые поллитровки, потом так же тщательно те, что стояли неначатые. Пробок на них не было, Валя заранее постарался.

– Так, – Валентин Павлович потрогал ладонью лоб. – Пока не холодный. Хотя…

– Васище, – он позвал соседа, – лоб у меня не холодный?

– Горячий. – Васище приложил палец.

– Василек, погоди. Мы твоего яда, конечно, не брали. Ты меня знаешь, я чужого не возьму… – Тут Валентин Павлович слегка смутился, должно быть, вспомнил про краденый алюминий. – Но…

Он осторожно большим и указательным пальцем поднял над полом одну из непочатых бутылок, медленно приблизил к лицу и ладонью свободной руки сделал несколько легких взмахов. Нос его при этом наморщился и спрятался под встопырившиеся усы.

– Не яд. – Он положил горлышко на губу и сделал приличный глоток. – Нет, в этой не яд.

Я внутренне перекрестился. У Васищи выкатились на лоб глаза. Яд оказался в последней, третьей бутылке, а по полному счету – в пятой. Который раз за сегодня гроза проносилась мимо.

– На, Васище, нашелся твой яд, получай. – Валя передал Васильку бутылку. – Считай, тебе повезло.

– Спасибо. – Паренек хотел уходить, но Валя его остановил.

– Кстати, Василек, ты не помнишь, кто, кроме тебя, был на кухне, когда ты его варил?

Васище задумался и в задумчивости облизал у бутылки горлышко.

– Никого. Вообще-то разные заходили. Повитиков три раза бегал в уборную. Два раза по малому и раз по большому. Полинка…

Крамер пельмени жарил. Анна Васильевна…

– А когда ты пошел за нами, на кухне кто-нибудь оставался?

– Не помню. Нет. Никого не было.

– Хорошо, Василек, иди.

– Итак, что мы имеем, – сказал Валентин Павлович, когда дверь за Васей закрылась. – Имеем сплошной мрак. Внутри и снаружи.

Он показал пальцем на занавешенное окно.

Наверное, выпивка подействовала. Мне стало жалко себя до жути, прямо хотелось выть. И себя, и Валентина Павловича, которого бросила зараза Наталья, и Васищу, который чуть не пострадал из-за нас, и платформу, и вообще все несчастные андромедские души, мыкающиеся по пространству без тел. И наших соотечественников тоже, которых так ловко надули по договору от 15 апреля.

– Я, Валя, пойду. Нет, правда. Вот увидишь, я уйду и сразу все переменится. Зимы не будет, и травить нас никто не станет. И вообще…

Валька схватил меня что называется за грудки и сильно потянул на себя. Лицо у меня стало мокрым, как от поцелуя коровы, а глаза Валентина Павловича загорелись, будто у обиженного быка.

– Ты, Сашка, эти разговоры оставь. Я друзей не бросаю. Да и куда ты пойдешь? Платформа твоя далеко, она тебе не поможет. А п'арники – вон они, за стеной. Только свистни. Ну а насчет травить – это еще неизвестно. Тут, я думаю, твои парники ни при чем. Есть у меня такое предположение. Неспроста гнида Повитиков все на стульчак бегал. Ой, Санек, неспроста. С ядом – его работа. Пошли.

– Куда, Валя?

– На кухню. С соседями разбираться.

– Чтоб, говорит, их всех в Сибирь на мороз, яйцами в прорубь. Тут сразу в воздухе потемнело и снег повалил. У меня рубашка была на спине потная, так, поверишь ли, задубела моя рубашка. Мороз градусов двадцать. Скажи, Валентин, ежели я схвачу воспаление легких, то больничный мне кто будет оплачивать?