Александр Етоев: Спикосрак капитана Немова

Он с шумом пробежал мимо, зыркнув глазом по нашим лицам и обдав непонятным запахом. Сладким и каким-то соленым с легким привкусом увядшей березы. Будто воблу сварили в сахаре, перемешивая березовым веником.

Мы, как по команде, переглянулись и повернули головы вслед.

Человек взбежал на Английский мост, ткнул зонтиком куда-то через перила, потом скатился клубком на набережную и побежал к ближайшему спуску.

Мы тихонечко поспешили за ним и, немного не доходя до спуска, встали за гранитную тумбу.

Человек стоял на краю, на низкой гранитной кромке, и ручкой зонтика тянулся к воде. Перед ним медленно, как во сне, плыл на маленькой аккуратной льдинке наш старый знакомый – валенок.

– Ну немножечко, ну еще… – волнуясь и прискакивая на месте, уговаривал он непослушную льдину. – Еще чуточку, ну на два сантиметра…

Но льдина на уговоры не поддавалась. Она тихо себе плыла и думала о чем-то своем.

Человек на берегу чуть не плакал. Та нога, что была без валенка, выводила печальный танец; левая, сочувствуя правой, нервно и не в такт ей притопывала.

Мы смотрели, как человек старается, и нам его стало жалко. Первым сообразил Щелчков. Он вытащил из кармана гайку, прищурился и метнул в воду. Она булькнула перед носом льдины и погнала маленькую волну. Льдина удивленно подпрыгнула и слегка подалась к берегу. Зонтик клацнул по ледяному краю; валенок лениво качнуло.

– Так, ага, вот-вот-вот… – Рука с зонтиком потянулась к валенку. – И еще… – Но в этот момент судьба, видно, окончательно отвернулась от человека с зонтиком. Раздался плеск, зонт выпрыгнул из руки хозяина и, как сонная озерная рыба, бухнулся в холодную воду. И сразу пошел ко дну. – Это что же… Это куда же… – Человек сбросил с плеч полушубок, потом поправил сбившийся галстук и погрозил кулаком реке. Неудача вывела его из себя; из робкого, неуверенного, спокойного он сделался сердитым и шумным. – Сволочь, морду набью! – Валенок был уже далеко. – Утоплю гадину! – Он с силой размахнулся ногой и ударил ею по недосягаемому обидчику. Валенок, стоявший на льдине, на это не ответил никак. Зато тот, что был на ноге, ракетой взметнулся в воздух и, описав коротенькую дугу, приземлился рядышком со своим напарником.

Столь коварный зигзаг судьбы вывел бы из себя и мертвого. Но не таков был человек в галстуке. Он три раза вдохнул и выдохнул, сделал двадцать пять приседаний, вытащил из кармана расческу и тщательно причесал волосы. Потом надел сброшенный полушубок и направился в нашу сторону. По лицу его блуждала улыбка. Виноватая и немного жалкая.

– Вот так у меня всегда, – сказал он, проходя мимо. – Гонишься за копейкой, а теряешь на рубль.

Незнакомец развел руками и, насвистывая мелодию из «Мистера Икса», пошлепал по плитам набережной. Из круглых дырок в его красных носках печально глядели пятки.

Валенки мы нашли.

Льдина мирно терлась о берег и грелась на теплом солнышке. На льдине стояли валенки. Напротив из-под арок моста медленно вытекала Фонтанка и поворачивала к близкому морю. А здесь над тихой водой стояли голые еще тополя и скандалили голодные чайки.

– Что теперь? – спросил я у Щелчкова.

– Теперь найдем этого человека и отдадим ему валенки, – сказал Щелчков, прикладывая к ноге находку. Валенок был велик. Он приложил второй. Второй был тоже велик.

– Где ты его найдешь? Человек в городе как иголка.

– Это просто, – сказал Щелчков, засовывая в валенок руку. – Напишем объявление с нашим адресом. Повесим его на… – Щелчков не договорил; он наморщил лоб и вытащил из валенка руку. В ладони его лежала бумажка, маленький квадратный листок, заполненный какими-то буквами.

Вот, что мы прочитали:

«Троицкий рынок. Ряд 1, место 4. Веники, петушки на палочке, вобла вяленая. Оптом и в розницу. Кочубеев».

– Вот видишь, – сказал Щелчков, – и объявлений писать не надо. Идем.

Мы отправились на Троицкий рынок.

В те далекие времена, про которые говорится в повести, Троицкий рынок был совсем не такой как нынче. Это был обычный колхозный рынок, вроде Ситного или Московского, только гораздо меньше. Сжатый со всех сторон каменными глухими стенами, парадным своим фасадом он выходил на церковь, на синие купола собора.

Но нам, коломенским жителям, с фасада было ходить несподручно. Мы сюда попадали с тыла, зигзагами проходных дворов, прямо с набережной Фонтанки.

Сторона здесь была чужая, и коломенских в этих краях не жаловали. Люди жили нахохленные и дикие, на вопросы отвечали вопросами, но все больше молчали и нервничали, играя на щеках желваками.