Мария ГАЛИНА
Заплывая за буйки
Никогда не думал, что в такой конторе будет такой стол. Обшарпанный, из ДСП. И что в коридоре будет висеть стенгазета "Навстречу съезду".
Наверное их этому специально учат, такой особой утомленности во взгляде. Им с нами скучно, они про нас все знают. Неужели и правда знает?
Фамилия его была Иванов - они все Ивановы, такая порода. А если не Ивановы, то Петровы.
- Караванов Альберт Викторович, - скучно сказал он, глядя в какие-то бумажки.
Я молча кивнул. В горле пересохло.
- Студент калининского пединститута. Исторический факультет.
- Ага.
- На данный момент в академотпуске.
- Ага.
- Посещали семинар профессора Литвинова.
(Я думаю, Литвинов виноват. Он же знал, что могут быть неприятности. И не только у него. Говорят, он просто хотел подгадить ректору, которого терпеть не мог. Вот и подгадил.)
- К нам приехали месяц назад. Проживаете у тетки по матери, Валентине Перепеличко. Временно прописаны.
- Ну, да...
Зачем это ему? Неужели знает?
- Почему не встали на учет?
- В военкомат? Я не... у меня справка.
- В районный диспансер.
- Я... встану.
Я так и думал! Значит, когда я говорил родителям, что за мной следят, что в очереди, в автобусе, на перекрестке мне попадаются одни и те же лица, что встреченные скашивают глаза, увидев меня, и поспешно отворачиваются...
"Типичный бред преследования" - сказал румяный доброжелательный врач, бывший одноклассник дяди Миши, приглашенный как бы попить чаю. И тут же увел с собой.
- Временно работаете библиотекарем...
- Да. Я...
- Районная библиотека. Приморский район.
- Да, но это...
- К вам часто заходит некто Покровский.
- К нам много кто заходит, - сказал я, и вытер ладони о штаны.
Их интересую не я. Их интересует Покровский.
- Вы же взрослый человек, Альберт Викторович, - укоризненно произнес майор Иванов, - не надо притворяться дурачком.
(Я и есть дурачок. То есть, психически больной. У меня есть выписка из истории болезни. Он сказал это нарочно. С намеком, что он-то знает...)
- Что он за человек?
- Культурный. Берет все больше классику. Книги сдает вовремя.
- Вы что в вашей библиотеке газет не читаете? Сейчас очень осложнилась международная обстановка. Я бы даже сказал, обострилась. Я ожидал от вас большей сознательности, Альберт Викторович.
Он хочет, чтобы я сказал что-то про этого Покровского. Тогда он от меня отстанет. Или не отстанет?
- Я... правда не знаю. Чего вы от меня хотите?
- Познакомьтесь с ним поближе. Подружитесь с ним. Он очень приятный, образованный человек. Любит поговорить, поделиться своими мыслями.
- И?
- Что - и? У вас появится друг. У вас же здесь нет друзей, Альберт Викторович. У вас и раньше не было друзей.
Я не понимаю, он хочет, чтобы я следил за этим Покровским? Втерся к нему в доверие? Он намекает на то, что меня все ненавидят? Говорят, если человек переезжает куда-то, даже временно, как я, за ним следует его дело, папка с завязками, а там все - с самого детства, и все, что ты сделал, и отметки, и отношения в школе, и всякие случаи, и медицинская карта, и даже то, чего ты сам не знаешь. А вдруг этот разговор о Покровским - просто отвлекающий маневр? чтобы я расслабился и потерял бдительность? Я подумал, что мне надо торопиться. Вдруг мне все же удастся перехитрить их? И я сказал - хорошо, я обязательно постараюсь познакомиться с Покровским получше.
- Я знал, что вы меня поймете, - сказал майор Иванов.
* * *
В детстве, начитавшись Кусто, я мечтал стать исследователем моря, плавать в прозрачной, пронизанной солнцем, толще воды, а потом написать про все это замечательную книгу.
Нереально. Пока нереально, во всяком случае. Да и для акваланга требуется разрешение, которого у меня нет.
Подъем с моря крутой, бетонные ступени лестницы растрескались и перекосились. Это из-за оползней - после дождя пласты глины отваливаются, словно ломти хлеба под ножом.
Икроножные мышцы ноют скорее приятно, с чувством выполненного долга. Сегодня я проплыл четыре км. От пирса до пирса двести метров, десять раз туда, десять обратно. Мимо обросших скользкой зеленью бетонных блоков, поросших острыми зубками мидий, оттолкнуться, развернуться, - вот откуда у меня столько порезов на ладонях и ступнях, - и вновь по мутной воде, в которой солнце вычерчивает огненные нули и восьмерки. Когда я засыпаю, они пляшут перед глазами.
Читать дальше