Евгений Ленский - Вокруг предела

В тот вечер, в среду, он пришел без предупреждения. Завуч школы пригласил нескольких коллег, в том числе и Трофимова, на день рождения. Учителя народ небогатый и как-то само собой условились — без жен, мужей или тех, кто их заменяет. Однако, в самый последний момент, буквально за два часа до условленного срока, завуч почувствовал себя плохо, прихватило сердце и день рождения отменили.

Когда Трофимов вошел в знакомый двор, четырехугольный колодец, образованный стандартными девятиэтажками, он сразу нашел взглядом знакомые окна на седьмом этаже. В гостиной было темно, а в спальне тускло горел желтый ночник. Обычно Катя так рано не ложилась…

Лифт поднимался отвратительно медленно, и Трофимов вылетел из него, как буря. На звонок в дверь никто не отозвался. Он позвонил еще раз, потом еще и еще. За дверью было тихо.

— Ушла и забыла выключить свет, — сформулировал Трофимов, спускаясь по бесконечной лестнице во двор.

Перед тем, как окончательно уйти, он еще раз нашел взглядом знакомые окна и понял, что обмануть себя не удалось, — он знал, что она там и что она с мужем.

Дальнейшее, как и в случае с автомобилем, объяснению не поддавалось. Трофимову показалось, что он вытягивается, вытягивается как телескопическая труба. Он словно ввинчивался в воздух и мимо него проплывали этажи, окна, освещенные и затемненные. За ними текла обычная жизнь: на втором этаже — ужинали, на четвертом смотрели телевизор, на пятом — принимали гостей, на шестом — ссорились, на седьмом…

На седьмом сквозь неплотно задернутые шторы была видна часть спальни. Двухспальная кровать у стены, а на кровати — сжавшееся в комок и такое знакомое — ослепительно-белое с ярко-рыжим… Так близко — рукой подать! Вы можете знать женщину наизусть, но наблюдая за ней, если она этого не знает, все равно не отделаетесь от стыдного чувства подглядывания. Трофимов покраснел и опустил глаза. То, что он увидел под собой, потрясло его не меньше, — далеко внизу, в шести этажах от своих пяток, он увидел двор. Это было так неправдоподобно и страшно, что Трофимов снова поднял голову и увидел «его». Муж стоял спиной, стройный, мускулистый и, судя по

жестам, произносил обличительную речь. Он даже не потрудился одеться, а его спина заросла черным густым волосом! Трофимов сразу понял, что это муж, тот самый, с которым у Кати чисто платонические отношения. Он знал, и о чем этот муж горячо говорит, хотя слов и не слышал. Его, Трофимовский звонок пришелся как раз на самые платонические отношения. А сейчас этот раздетый моралист анализировал Катин моральный облик. Трофимов увидел, как муж, закончив монолог, взмахнул рукой и ему показалось, что сквозь двойное окно и шторы он услышал звук пощечины? Нелепо изогнувшись в воздухе, он потянулся к окну… Желудок рванулся вверх, сминая пищевод. Сердце, наоборот, оборвалось куда-то вниз… Соображение Трофимов обрел только почувствовав под ногами щебень двора.

— Ах, упал, упал! — истерически закричал кто-то на балконе дома; противоположного Катиному…

Конечно, в тот вечер он уже не пошел к Кате, а на следующий день ничего ей не рассказал. Воспитанный в славных традициях марксистского мировоззрения и на лучших образцах классической литературы, Трофимов твердо знал, что летать сам по себе советский человек не может и уж, во всяком случае, не должен подглядывать. Позже его так и подмывало завести разговор об этом вечере, но он ясно отдавал себе отчет в невозможности объяснения. Веселые классики советской литературы в одном из своих фельетонов высказали глубокую мысль: «Пожилого советского читателя совсем нетрудно убедить, что детей приносят аисты». В конечном итоге и Трофимову удалось уговорить себя, что все увиденное было его собственным вымыслом и бредом. До поры… то есть до того вечера, когда у них с Катей снова зашел разговор о ее муже. Это был вечер открытий, причем Трофимов открывал себя.

Что до мужа, то Катя его, как водится, защищала, а Трофимов, столь же традиционно на него нападал. И, уже исчерпав аргументы, вспомнил о той пощечине. Точнее, не вспомнил, а напомнил. Напомнил, втайне желая, чтобы она немедленно опровергла это гнусное порождение ревнивого бреда. Но он явно переборщил с достоверностью. О скандале можно догадаться интуитивно, пощечину услышать на улице, с высоты седьмого этажа, — невозможно. Так же невозможно интуитивно узнать о взбесивших Трофимова сиреневых плавках с белым узором на узких бедрах мужа, или. о том, как муж ушиб босую ногу о пуфик. Трофимов прикусил язык, но было поздно. Катя, до этого спорившая, подошла к окну и долго молча смотрела вниз, в колодец двора. Трофимов что-то еще пытался бормотать, но она попросила его замолчать.