Евгения Прокопович: Вершина мира. Книга вторая.

— Что ж, значит, мы с тобой поедем к Низе. Я устроюсь где-нибудь поблизости в клинику. Мы купим небольшой красивый домик на самом берегу реки…

— Возле жилья Низы нет реки, — напомнил Зак, — она живет в городе.

— Значит, мы будем жить за городом! — тут же нашлась я. — Так вот, домик, на самом берегу реки, чтобы к вечеру в открытые окна дул теплый ветерок, принося с собой запах…

— Тины, гнилых досок, сырости и консервных банок, которые обязательно будут сбрасывать в реку наши соседи, живущие вверх по течению, а одним прекрасным утром мы обнаружим у своего причала чей-нибудь труп, а по весне нас будет заливать по пояс оттаявшая река! — дорисовал мою картину мальчишка. — А еще…

— Все, хватит! Замолчи, — рассмеялась я, — мне вполне хватило трупа, консервных банок и половодья!

— Ты забыла про вонь!

— Какой вы пессимистичный, молодой человек! Все будет не так мрачно.

— А если не мрачно, то скучно и можно скоро сойти с ума от тоски, — пожал он плечами отставляя тарелку, налил себе чая и придвинул поближе блюдо с пирожками.

Мы молчали некоторое время. Зак о чем-то раздумывал, а я радовалась, что разговор оказался намного проще, чем я предполагала. Наевшись, мальчишка откинулся на подушки и уставился в потолок.

— Расскажи о нем, — попросил Зак.

— О ком? — не сразу поняла я.

— О том парне, с фотографии. Что тебя с ним связывало?

— Зак, это дело прошлое и ничего там интересного нет, — мне не хотелось ничего никому рассказывать. Неужели люди не могут просто жить не заглядывая друг другу за спину?

— Ты знаешь, я только сейчас подумал, я ведь о тебе совершенно ничего не знаю, — любопытник перекатился на живот и, подперев голову рукой, внимательно посмотрел на меня. Его глаза словно говорили — я же знаю, что ты хочешь об этом поговорить, ты никогда ни с кем об этом не говорила. Я до ужаса не любила этот его взгляд, когда кажется, что он видит душу насквозь со всеми ее темными укромными уголками. Ощущение не из приятных — будто нерадивый стоматолог решил вытянуть нерв без предварительной обработки и анестезии.

— Прекрати, сейчас же! — жалобно попросила я, и толкнула его, чтобы избавиться от этого взгляда. — Думаешь, раз ты так умеешь, значит все можно, да?

— Извини, я не хотел, но толкаться было не обязательно, — особого раскаяния в голосе мальчишки не прозвучало, он опять подпер голову рукой.

— Ладно, черт с тобой, — буркнула я, — хочешь знать, так слушай.

Догорая, гасли свечи, с тихим шипением испуская струйки дыма, а я все продолжала говорить. Зак устроил голову на моем животе и лежал так тихо, мне иногда казалось, что он спит и я с облегчением собиралась замолчать, но он тут же заставлял говорить дальше. Ему хотелось знать все.

— Ты его любила? — тихо спросил он, когда я, наконец, закончила.

— Ты знаешь, наверное, да. Но, если посмотреть с другой стороны, у меня не было другого выхода — два человека, запертые на небольшой территории, вынужденные коротать время бок обок. У них, я думаю, есть только два выхода — или полюбить, или возненавидеть. А как я могла его ненавидеть? Он тогда стал для меня всем. Глупый, напуганный мальчишка, совершенно не приспособленный к жизни среди обычных людей. Я его сделала, таким, каким он стал, как скульптор вылепливает из куска глины фигурку. Я полюбила его, как всякий творец любит свое чадо, но и при этом я хотела его, как мужчину. Большого, сильного, за спиной которого можно укрыться. Который придет и решит за меня все проблемы, и прогонит врагов. Я хотела быть слабой. Но желание и действительность, как правило не совпадают. Поэтому и получилось то, что получилось.

— Ах, а почему ты его отпустила? Почему не объяснила все толком? Да, конечно, он злился и считал себя… ну, не знаю… обманутым, что ли. Но он бы успокоился и все понял и вернулся к тебе.

— Ага, и мы бы жили долго и счастливо и убили друг друга в один день! — невесело усмехнулась я. — Зак, пойми, это невозможно. Он никогда не простит мне даже не то, что моя мать так вероломно вторглась в его жизнь, нет, он никогда не простит меня. Я видела его слабым, этого мужчины не прощают. Он стоял передо мной на коленях, а этого не прощает никто.

— Глупости, — фыркнул Зак, — я ведь тоже мужчина, однако прощаю тебе все. Ты видела меня всяким — и слабым, и битым. Я же не закатываю истерики за то, что случилось вчера, хотя получать по лицу больно и неприятно. Ну, так и что? Развернуться и уйти?

— Зайчонок, ты не путай себя и его! — рассмеялась я, взъерошив его волосы. — Ты мой мальчишка, я тебя люблю, но ты никогда не сможешь стать моим мужем. Понимаешь разницу? Тем более, что когда все это случилось, и я уехала меня никто не искал, значит, Влад меня так и не простил. Это, конечно, немного обидно, ведь я ничего плохого ему не сделала, но тут срабатывает старинный закон — добро всегда наказуемо. И хватит об этом, ладно?