Александр Звягинцев - Принуждение к любви

Плутовка-судьба иногда принуждает нас к любви, но мы понимаем, что это принуждение не насилие, а благо. А иногда принуждение представляется нам полной и сладостной свободой…

Валентин Ледников, в недавнем прошлом работник прокуратуры, неожиданно оказывается втянутым в темную интригу, которую плетут чрезвычайно влиятельные и не стесняющиеся в средствах люди. Эти люди пользуются покровительством сильных мира сего, причем не только в России, именно они стоят за кулисами «оранжевой революции» на Украине.

Расследование, которым занялся Ледников, грозит обернуться катастрофическими последствиями. Но как отступить, если в интригу оказалась втянута женщина, которую он давно любит? Если его обвиняют в причастности к смерти друга? Если из мглы прошлого всплывают тени некогда всемогущих тайных орденов?

Чем больше Ледников углубляется в опасное и непредсказуемое расследование, тем понятнее становится, что дело не только в корпоративных и политических интересах. Здесь столкнулись и смешались подлость и страх, любовь и ненависть, коварство и ревность…

[1]

Вот тогда и возникло это смятение от непонимания происходящего, пугающее своей необъяснимостью, смутностью, сознанием собственной беспомощности. И запомнилось, и уже не оставляло его никогда.

Мальчик был еще маленький, лет десяти, и жил летом на даче с дядей и тетей, у которых своих детей не было. Они души в нем не чаяли и баловали, как только можно. А родители его в это время отдыхали в Болгарии.

Как-то днем в послеобеденную жару, когда дядя и тетя возились в саду, мальчик пробрался на маленькую веранду - влез в окно, чтобы его не заметили, - и пристроился там с книжкой, которую накануне перед отъездом привез отец. Дверь он старательно закрыл, а шторы задернул, чтобы его не нашли. И поэтому - а может, книжка оказалась интересной - он сначала ничего не услышал. А потом было уже поздно.

Сначала он просто не мог понять, что происходит. В большой комнате слышались невнятные, приглушенные голоса, шарканье ног, какая-то возня. Мальчик поднял голову и стал вслушиваться. Страх сразу вошел в него, потому что голоса были чужие, а он был один. И вдруг ему в голову пришла страшная мысль, что эти люди сделали что-то плохое с дядей и тетей, а теперь ищут его. И сердце у мальчика заколотилось сразу во всем теле, сотрясая его. А потом он непослушными пальцами зачем-то чуть отодвинул занавеску, прикрывавшую стекло на двери, и приник к образовавшейся щели и одним глазом. И увидел в комнате дядю и тетю.

Но страх не ушел, он вцепился в мальчика еще сильнее, потому что увиденное было непонятно и жутко. Дядя молча тянул тетю за руки, а она упиралась и что-то говорила ему сдавленным, свистящим шепотом, оглядываясь на распахнутую входную дверь. Только тут мальчик вдруг разобрал слова: «Олег, ты что! Не надо! Ты с ума сошел… Валька же тут! Войдет сейчас!»

Услышав свое имя, мальчик невольно закрыл глаза. Это все из-за него! Ему нельзя видеть то, что он может увидеть сейчас!

Но он все равно открыл глаза и увидел, как дядя захлопнул входную дверь и стал подталкивать тетю куда-то в угол. Она упиралась, продолжая что-то непрерывно шептать, но он не отпускал ее ни на секунду. А потом они пропали с глаз, и что-то тяжело заскрипело там, в комнате…

Мальчик вжался щекой в холодное стекло, вывернув голову, и на мгновение увидел, что они оба лежат на диване, и вдруг услышал странные, жуткие стоны тети…

Страх сотрясал его все сильнее. А стоны были невыносимы. Еще немного, и он закричит сам, понял мальчик, и тогда они его обнаружат! Но бежать можно было только мимо них, а он понимал, что этого делать нельзя. Ни за что!

Вдруг он вспомнил, что оставил окно открытым. Занемевшее от страха тело не слушалось мальчика, но он дополз до окна, отдернул штору и увидел верхушки елок на фоне синего, до рези в глазах ослепительного неба и с какой-то оглушительной ясностью услышал радостный гомон птиц. Он поднялся с колен, лег животом на подоконник и вывалился головой вперед, обдирая колени, из окна на траву.

Не обращая внимания на боль, он добежал до беседки и затаился там. В голове его что-то клокотало, больно било в виски, и страх не оставлял его. Он сидел там и чего-то ждал. Мальчик не думал о том, что увидел. Он только знал, что видеть это ему было нельзя. Еще он сразу решил про себя, что никогда и никому не признается в том, что все-таки видел это.