Айн Рэнд - А есть а

Никогда прежде он так не работал; он трудился добросовестно, как всегда, над любым заданием; но работал он словно в вакууме, словно его энергия не находила выхода и уходила в песок… какой-нибудь пустыни, подобной той, что простиралась сейчас за окнами «Кометы». Он вздрогнул – на секунду ему показалось, что он сам в чем-то сродни отказавшему двигателю поезда.

Некоторое время спустя он снова потребовал проводника.

– Как дела? – спросил он.

Проводник пожал плечами и покачал головой.

Пошлите помощника машиниста, пусть позвонит по линейному телефону. Пусть попросит центр прислать сюда лучшего механика.

Да, сэр.

За окнами не на что было смотреть; выключив в купе свет, Эдди Виллерс смог различить лишь серую пустоту, без конца и края; кое-где виднелись черные пятна кактусов. Он думал о том, как люди решились пересечь эту пустыню и какой ценой им это далось, ведь тогда поездов не было. Он отвернулся от окна и включил свет.

Я чувствую нарастающее беспокойство лишь потому, что «Комета» вдруг оказалась отрезанной от всего мира, подумал он. Она застряла на чужих рельсах – на путях «Атлантик саузерн», проходящих через Аризону. Мы пользовались этими путями не заплатив. Нужно выбраться отсюда, думал он; это чувство исчезнет, едва мы вернемся на свой путь. Но узловая станция вдруг оказалась недостижимо далекой – на берегу Миссисипи, у моста Таггарта.

Нет, подумал он, дело не только в этом. Ему пришлось признать, что неприятное чувство, которое ему было трудно определить и от которого он никак не мог избавиться, навеяно дорогой. В пути он наблюдал нечто странное, непонятное, неопределимое, необъяснимое и навязчивое.

Более двух часов назад они проехали станцию, на которой не было ни души. Окна небольшого здания вокзала были ярко освещены; в комнатах было светло и пусто; пуста была и платформа; не было видно ни одного человека – ни в здании, ни на путях. А платформа следующей станции, которую они проезжали, была запружена неистовствующей толпой. Теперь они были уже далеко и не могли видеть огней или слышать шум какой бы то ни было станции.

Нужно вывести отсюда «Комету», подумал он. Он не мог понять, почему это нужно сделать так срочно, почему так важно сдвинуть «Комету» с места. Пассажиров в поезде было немного; они тряслись в полупустых вагонах; идти им было некуда, нечего добиваться. Он боролся не ради них; но ради кого? Он не знал. Словно в ответ на это в его мозгу всплыли два высказывания, притягивавшие его как непонятность молитвы и как обжигающая сила абсолюта. Одно: «От океана к океану, навсегда» и второе: «Не позволяй оставить это!..»

Через час проводник вернулся. С ним был помощник машиниста, лицо его странно помрачнело.

– Мистер Виллерс, – медленно произнес помощник машиниста, – центр не отвечает.

Эдди Виллерс выпрямился. Он отказывался в это верить, но в то же время вдруг понял, что именно этого почему-то ждал.

Этого не может быть! – тихо сказал он; помощник машиниста, ле двигаясь, смотрел на него. – Очевидно, ли нейный телефон не в порядке.

Нет, мистер Виллерс. Телефон в порядке. Линия рабо тает. Центр – нет. То есть трубку никто не взял – или не захотел взять.

– Но этого не может быть, вы же знаете! Помощник машиниста пожал плечами; в эти дни могло произойти все.

Эдди Виллерс вскочил.

– Пройдите по всему поезду, – приказал он проводни ку. – Стучите во все двери, – туда, где есть люди; найдите электрика.

– Да, сэр.

Эдди знал, что они, как и он, понимают, что электрика им найти не удастся, – только не среди этих сонных, пустых лиц.

– Пойдемте, – приказал он, поворачиваясь к помощ нику машиниста.

Они взобрались в кабину локомотива. Седовласый машинист сидел, уставившись в окно на кактусы. Прожектор был включен и его луч устремлен в темноту, прямой и недвижимый, но он ничего не высвечивал, кроме расплывающихся контуров поездного пути.

Давайте посмотрим, что случилось, – сказал Эдди полуприказывая, полуупрашивая. Он снял пальто. – Да вайте попытаемся еще раз.

Да, сэр, – без раздражения и без надежды ответил машинист.

Он уже истощил свой небольшой запас знаний; он проверил все, что, по его мнению, могло быть в неисправности. Тем не менее он снова забрался в мотор, то здесь, то там что-то откручивая и прикручивая, наугад разъединяя части двигателя. Он был похож на ребенка, разбирающего часы, с той лишь разницей, что ребенок убежден, что узнает, как работает этот механизм.

Помощник машиниста все высовывался из окна кабины, глядя в темную тишину и вздрагивая от ночного воздуха, который становился все прохладнее.