— Степан? — Анатолий Иванович испуганно моргал. — Я тебя слушаю, Степа. Что стряслось?
— А ничего, — лениво протянул Шишкин. — Я тут в космосе побывал, посмотрел сверху на нашу жизнь.
— Шишкин, если окажется, что ты пьян, или накурился чего-нибудь… Я не посмотрю, что мы вместе учились и работали.
— Ну, конечно, Анатолий Иванович. Куда уж там. Первым делом — дела фирмы. Я, собственно, по этому поводу и приехал. И скажу тебе, Толя, что никаких программ больше чинить не буду. Потому что ты всех нас предал, как последняя тварь.
— Степан, Вы ценный работник, но помните — незаменимых людей нет. — Анатолий Иванович перешел на официальный тон.
— Да брось ты ваньку валять, Толя. Будто я не знаю, что ты уже месяц, как с адвокатами переговоры ведешь. Как бы повыгодней объявить банкротство, а самому сорвать солидный куш, налогов не платить, а нас всех пустить по миру. У тебя все схвачено, продумано, предусмотрено. И куда деньги переведешь, и как отмываться будешь. Капиталист хренов, а еще секретарем комитета комсомола был.
— Степан… — «Откуда, откуда он знает? — Крутилось в голове у Толи. — Кто меня продал? Или он блефует?»
— Да никто тебя не бросил, Толик. Это просто у меня экстрасенсорика прорезалась. И скажу я тебе — мерзавец ты. Хотя, я тебя понимаю, останется несколько миллионов, на скромный домик хватит. И номер счета твой шестнадцатизначный, оффшорный знаю. Ишь, чего надумал, налогов не платить. А если я в налоговое управление настучу? Заломают твои белые ручки, посадят в зиндан, и прощай-прости вольная жизнь.
— Чертовщина какая-то. — Мелькнуло в голове у Анатолия Ивановича, и вслед за тем совсем уже криминальная мысль об убийстве, которую он, впрочем, тут же отверг, как несоответствующую ситуации и моральному кодексу.
— Ага! — Торжествовал Шишкин. — Убивать-то меня боишься, засудят, да и совесть загрызет.
— Толь, а может полицию вызвать? Он, кажется, пьяный, или рехнулся, — взмолилась Галя.
— Нет, мы с ним разберемся. Откуда ты все это знаешь? Хорошо, давай поговорим, — зашипел Анатолий Иванович, схватил Шишкина за рубашку и втащил в комнату. — Ты, Степан, войди в мое положение. Бизнес усыхает на корню, я не то, что прибыль, зарплату вам и страховку платить не могу. Нашелся покупатель, два месяца с ним договаривались — все напрасно. Еще недели две, и я потеряю все, если не объявлю банкротство. А чего ты волнуешься, получишь пособие по безработице.
— Ну, уж не лукавь, заработаешь ты двенадцать миллионов, налогов с них платить не будешь. Номер счета твой — двести тринадцать шестьсот пятьдесят семь…
— Замолчи, черт бы тебя побрал. Сколько ты хочешь, Степан? — обреченно вздохнул шеф.
— Половину. Я ее заслужил, мы ведь с тобой вместе все это начинали.
— Ты меня без ножа режешь, Степан, — простонал Анатолий Иванович.
Но Степан уже знал, что шеф согласен.
13.
Неожиданно Шишкин онемел, будто заморозился в пространстве. Анатолий Иванович тоже застыл, не закончив фразу. Светящееся серебристое облачко окутало Степана и взорвалось звездочками. К счастью, Шишкин не был знаком с механизмами локального изменения действительности, поэтому проснувшись в дворике со частично стертыми фрагментами памяти и модифицированным будущим, он совершенно не удивился.
— Черт, приснится же такое! — Степан потряс головой, попытался встать и с грохотом уронил стул.
— Чего гремишь? — Высунулась из окна Ксения. — Спать пора.
— Да и сам не знаю, заснул, видимо. Почему так головка болит?
— Я этого Василия на порог больше не пущу. — Распалялась Ксения. — Ты на себя посмотри. Каждый раз одно и то же.
— Ксюша, да не ругайся ты, — зевал Степан.
— Быстро иди спать.
— Иду, иду. Водички бы мне, Ксюш.
— Держи, и таблетку Алька-Зельцер выпей. У тебя же совещание завтра утром, забыл?
— Люблю я тебя, Ксения, душевная ты. Ты уж прости меня.
— Ах, Степан-Степан. Только обещай мне, что это в последний раз.
— Ей-Богу, — Степан в этот момент и сам был уверен в собственной искренности. Ну его, этого Васю. И с Толей на днях поговорю, чтобы он акций подбросил. И заживем мы спокойно, хорошо — бормотал Шишкин. — Правда все будет хорошо? — почему-то разволновался он. — Тьфу ты, такое дерьмо приснилось, облака какие-то.
— Спи, Степа, Спи. Все будет хорошо.
14.
В тот далекий, весенний день о ежике все забыли. Он недоверчиво плюхнулся на землю, попытался встать на свои лапы. В голове у него шумело, он лениво подошел к дереву, и окончательно потеряв чувство ориентации, полез по стволу вверх. Оказалось, что маленькие его лапки замечательно чувствовали шероховатости ствола, коготки цеплялись за кору.
Читать дальше