Дмитрий Лычковский - Когда был Ленин мумией

Время от времени он делал пару десятков шагов вперед и совал голову за занавеску, пытаясь уловить, закругляется Ильич наконец или только входит в самый раж, но так ни разу и не сумел попасть с прогнозом в точку. Ибо ленинские речи и экспрессия, с которой они выдавались, сильно разнились в зависимости от того, перед кем выступал в настоящий момент пламенный трибун.

Скажем, когда Ленин со словами «Начнем, пожалуй, с китайских товарищей!» нырнул в проем, из которого крепко разило ароматическими палочками, Шайба готов был поставить на кон свой новенький доспех, что раньше чем через два часа обработка азиатов не закончится. Однако не прошло и пятнадцати минут, как Ильич замаячил на выходе. «Ветер с востока победит ветер с запада! — с чувством говорил он, прощаясь с невидимыми слушателями». «Винтовка рождает власть. Хао Ле Нин!», — согласно отвечали они.

— Коммунисты оказались, абсолютно надежные товарищи! — с живостью говорил Ильич соратнику, пока они шли к другой камере. — Фараона очень верно окрестили бумажным тигром и согласны, что неважно, какие потери мы понесем, важно, чтобы победила мировая революция. А она действительно мировая — сколько наций в ней будет участвовать! Даже в семнадцатом масштабы заварушки были мельче.

— Матросовы желторожие, — скептически процедил уголовный. — Если им неважно, пускай в первых рядах и прут на амбразуру. А откуда эти мутные китайцы взялись, не проверил?

— Это для нашего дела совершенно не имеет значения, — отмахнулся Ильич. — Кстати, они не все китайцы, только тот, которого зовут председатель Мао. Видимо, товарищ при жизни возглавлял колхоз. Второй коммунист — кореец и третий из Вьетнама. Представьте, все меня преотлично знают и даже цитировали наизусть кое-что из моих трудов…

— Мао! Это тот придурок, который отобрал у нас гоп-стопом Таманский? Слушай, Вовчик, постой тут, я ему пару ласковых скажу и вернусь.

— Ни в коем случае, товарищ Шайба! Вы сорвете все наши планы. Обещаю, у вас будет еще возможность задать китайскому товарищу самые острые вопросы и добиться на них исчерпывающие ответы. Но позже! Хм-хм, кто у нас по этой явке обитает? Палермские капуцины…

На этот раз ждать пришлось долго, так долго, что заскучавший Шайба даже забеспокоился, а не придушили ли монахи его делового партнера своими клобуками. С бесшумностью профессионала он подобрался туда, откуда его не было видно, но ему было все слышно.

— …и они пичкают этим варварским пантеоном широкие христианские массы, насильно внедряя своих кровавых божков, каждый из которых многократно и злостно нарушил все библейские заповеди. Но как бы ни выли в бессильной злобе их жрецы, пытаясь втравить тех, кто верен делу Христа, в свои сатанинские ритуалы…

Поняв, что Ильич конкретно в теме, Шайба успокоился и стал забавляться с финкой, быстро тыкая ею пол между растопыренными пальцами левой руки. Он был уверен, что напарник вот-вот выйдет — но прошло еще много времени, прежде чем тот показался в проеме: распаренный, красный, зато с видом победителя.

— Эти крепостники в рясах вовлекли меня в такую дискуссию, что пришлось на ходу менять лозунги, — пожаловался он, пока Шайба сверялся с картой в поисках следующей цели. — Думал отделаться воззванием «Церкви — единобожие!», но духовной сивухи им оказалось мало, затребовали материальных благ. Выдвинул призыв «Землю — христианам!» и пообещал ввести их представителей в грядущие советы. Ладно, нам бы только взять власть. А с богомольными советами уж разберемся… Кто следующий?

— Да уроды эти пластилиновые. Вовчик, может мне с тобой пойти?

Но Ленин отверг это предложение и с достоинством нырнул в очередной проем, из которого слышалось дикое фырканье и лошадиное ржание. И на этот раз его не было довольно долго. Настороженный Шайба трижды просовывал голову и обводил ободранные фигуры выразительным взглядом, и всякий раз слышал, как Ильич кардинально меняет тактику, пытаясь угадать чаяния слушателей. Первый лозунг, который он уловил, был «Каждый пластиноид должен научиться управлять государством!» — но его встретили гробовым молчанием. Во второй раз Ленин уже сулил «Каждому пластиноиду — пластическую операцию», — но и это не нашло отклика в сердцах присутствующих. В третий раз было выдвинуто «Из всех искусств для нас важнейшим является трупный реализм». Однако и тут ни один пластиноид даже не шелохнулся, так что явный козырь на поверку оказался джокером.