Артем Белоглазов - Живи!

Прячу тетрадь в рюкзак и, подумав, сворачиваю на узкую дорогу, ведущую на север.

Дорога приводит в долину между холмами, где стоит большой двухэтажный дом красного кирпича. Через холмы к нему протянуты электрические провода, на крыше — спутниковая антенна, из чердачного окна выглядывает длинный телескоп. На лужайке перед домом, окруженным высоким кирпичным забором, пасутся меланхоличные коровы, изредка лениво бьют хвостом по бокам, отгоняя кружащих слепней. В сараях за забором блеет, хрюкает и повизгивает разновсякая скотина. На специальной площадке, приподнятой над землей, играют трое детей; верховодит у них чернявый рослый мальчуган лет одиннадцати. Возле калитки стоит молодой краснолицый мужчина в соломенной шляпе (всё же не канотье: у того узкие поля) и смотрит на меня. К ремню парня прикреплены довольно странные устройства; он напоминает сумасшедшего изобретателя из приключенческой книжки… э-э… Верна, да, кажется, писателя-француза звали именно так.

По камням я прыгаю к нему. Парень ныряет за калитку и возвращается с запасными ходулями.

— Гостевые, — улыбается он.

Это ставшие уже классическими ходули заводской сборки — не обычные шесты с набитыми приступками под ноги, в тех мигом свалишься, а устойчивые и широкие, напоминающие треножники. Производство наладили сразу после возникновения игры и постоянно улучшали конструкцию. В общем, надежное и добротное средство передвижения в нашем зыбком мире. Я проворно цепляю ходули на ноги — для ступней имеются специальные крепления — и становлюсь на землю, для устойчивости взмахнув руками. Парень протягивает раскрытую ладонь, от нее пахнет машинным маслом.

— Я — Алекс. — Румянец на щеках вспыхивает еще ярче. Про таких говорят — кровь с молоком. Я думаю: он не только «изобретатель», он похож на ковбоя, который живет на лоне природы, вкушает простую, здоровую пищу и лишь по выходным позволяет себе немного подебоширить в местном салуне. Крепкий, широкоплечий, с веселым прищуром карих глаз. Рубаха-парень.

— Влад, — представляюсь я.

— Откуда будешь?

— Оттуда.

— Ясно…

Мой собеседник жует травинку, меланхолично, как корова во дворе. Выплюнув, усмехается и произносит с напускным пафосом:

— Добро пожаловать в последний оплот землян, борющихся против игры!

Здесь множество комнат, часть из них завалена аппаратурой, компьютерами, книгами, стопками технических и научных журналов; на потолке, прибитые гвоздями, протянуты разноцветные провода. Со мной приветливо здороваются девушки и женщины, приглашают отужинать — с кухни веет чем-то вкусным, горячим. Я вежливо отказываюсь. «Да ладно, не стесняйся», — усмехается Алекс. В доме стоит вязкий, неподвластный гуляющему туда-сюда сквозняку запах пота, и сквозняк в отместку колышет развешанное на веревках белье: простыни, наволочки, семейные трусы и носки. Да-а, народу тут достаточно. Я улыбаюсь, мне заранее нравятся хозяева.

Мы приходим в «лабораторию», где над аппаратурой, подмигивающей цветными огоньками, трудится, что-то паяя, крепкий полнотелый мужчина с прической, похожей на гриву дикобраза. На ногах у него ходули. Услышав нас, он оборачивается и, стянув перчатки, вытирает ладони о ветошь. От него пахнет спиртом и канифолью, рукопожатие по-настоящему «мужское» — сильное и крепкое. Мы до боли сжимаем руки друг друга: давим и давим, никто не уступает — ни я, ни он. Мое лицо становится таким же красным, как у Алекса, и толстяк довольно хмыкает.

— Это Жоржи, — говорит Алекс, прекращая наш «поединок». — Он такой, да. Жоржи, скажи «привет»!

— Прив… — бурчит Жоржи и возвращается к своим приборам.

— Он не очень разговорчивый, — кивает «изобретатель». — Кстати, меня зовут Алекс, я — биолог. А наверху сидит Кори, программист. Как ты там, Кори?! — орет он в потолок.

— Что?! — доносится с чердака, и Алекс улыбается.

— Плохая слышимость, — поясняет он.

С потолка нам на головы сыплется штукатурка.

— А, черт!.. — Мы с Алексом отскакиваем в сторону. Жоржи, усмехаясь, отодвигается к окну, переступает ходулями. Тугой живот выпирает над брючным ремнем, с ремня на шнурках свисают кроссовки. Размер у них преогромный.

— Жоржи верит, что кроссовки ему еще пригодятся, что он еще побегает в них по полю, — смеется Алекс. — Ведь во что-то надо верить, правда? Кстати, меня зовут Алекс!

— Вы уже представлялись и не один раз, — разминая всё еще бледную руку, я отдираю друг от друга слипшиеся пальцы. — Я знаю, как вас зовут.