Array Коллектив авторов - Классициум (сборник)

Хорошо помню и ту ночь, когда мы с Максимовичем прибыли на старт. Огромная серебристая ракета, опоясанная гондолами бустеров и ярко освещенная прожекторами, казалась одним из столпов мироздания, подпирающих само небо. Массивная платформа старта надежно противостояла черным сильным волнам. Мы зашли к ней на моторной лодке с подветренной стороны, словно опасаясь запахом выдать свои нечистые намерения. Но подкупленный заранее сторож не заметил, какого кота привез с собой полковник, и вскоре я оказался в тесной капитанской каюте, в которой мне предстояло провести еще трое суток, пока Максимович оформлял все необходимые документы.

Гораздо хуже я помню сам межпланетный рейс. Реальность оказалась весьма далека от романтической белиберды, которой потчуют нас журналисты, пишущие по заказу космических агентств. Сначала меня чуть не убили перегрузки – на спине образовался огромный багровый синяк, и кровь сочилась сквозь поры. Затем, после разгона, начался этап невесомости, всё плыло у меня перед глазами, я терял сознание, меня лихорадило и выворачивало так, будто бы я подхватил брюшной тиф. Я загадил своими выделениями каюту Максимовича, но он стоически и даже с юмором относился к этому, а чтобы отвлечь меня от сосредоточенности на болячках, устроил шахматный турнир между членами экипажа, из которого я вышел безусловным победителем, лишь дважды сведя партию к ничьей.

Кроме недомоганий и отвратительной кормежки (мне и впрямь пришлось питаться кошачьими консервами – лучшими из тех, какие смог найти Максимович, но от того не менее противными), меня терзала невозможность связаться с Ло-Литой. Иногда, в периоды болезненного помрачения рассудка, мне представлялись картины ужасного будущего – я прилетаю на Марс, брожу под белыми сводами космического порта Hilda, выискивая в толпе встречающих мою марселину, но вместо нее меня окружают мерзкие твари в уродливых австралийских масках, которые, утробно порыгивая, тянут ко мне щупальца, покрытые скользкой слизью. Нестерпимый ужас охватывал меня и, плача навзрыд, я бился головой о переборки и визгливо требовал выпустить меня из ракеты в открытый космос до тех пор, пока корабельный лекарь не вкалывал мне лошадиную дозу снотворного, отправляя в блаженный мрак забытья.

Впрочем, к концу путешествия я освоился с космосом в мере достаточной, чтобы самостоятельно бриться, вести спокойные беседы, составлять шахматные этюды и даже подменять нашего радиста во время переговоров с Землей и орбитальными станциями. Мне даже стали доставлять определенное удовольствие плавные полеты через отсеки ракеты – от темного машинного отделения к носовой рубке и обратно; они напоминали мне легкое безопорное парение, наполняющее иные детские сны. Скоро в иллюминаторы ракеты стал виден Марс – ржавый диск, покрытый строгой и знакомой до боли сетью каналов. Воображение тут же разыгралось не на шутку. Склизкие чудовища больше не являлись мне – наоборот, я старался представить себе истинную марселину, которую я спасу от одиночества в страшном умирающем мире и буду ласкать с опытом умудренного жизнью вдовца, иссыхающего от вожделения. Соблазнительные картины, рисуемые фантазией, так захватывали, что мне приходилось время от времени закрываться в гальюне, чтобы разрядить в кулак скопившееся напряжение.

Через шесть недель полета Максимович дал команду развернуть ракету и начать торможение. Для меня опять наступил плачевный период – от жизни в невесомости мышцы одрябли, и я с большим трудом преодолевал тяжесть перегрузок. К счастью, это продолжалось недолго, и вскоре ракета пришвартовалась к космическому причалу перевалочной базы Фобоса. Здесь снова пришлось раскошелиться – подпись чиновника колониальной службы на разрешении о планетарном захоронении издохшего в рейсе кота обошлась мне в целое состояние. Однако на Марс я спустился с относительным комфортом – в пустующем кресле пилота-стажера местного реактивного «челнока» (в отличие от чиновника экипаж взял с меня умеренно, как за трансатлантический перелет).

И вот я миновал последние тернии на пути к мечте и со скромным кожаным чемоданчиком ступил на землю Марса. Тренировки в межпланетном обществе Шарлотта (а нас там заставляли часами сидеть в барокамере) оправдали себя – лишь в первый момент, вдохнув разреженный холодный воздух чужого мира, я раскашлялся. А потом я сразу забыл о неудобствах вживания, потому что разглядел у ограждения летного поля ее – мою юную Ло-Литу.