Array Коллектив авторов - Классициум (сборник)

…Угнетала собственная никчёмность. За четыре месяца, проведённых на Марсе, он не сделал ничего, чем мог бы гордиться. Что сказала бы мать? А отец, который мечтал поделиться с человечеством своими открытиями? «Хорошо же ты здесь устроился, бездельник, на клубнике со сливками за чужой счёт. Вон как бока округлились». Разве он виноват? Мог бы полечить марсианам зубы – если они у них есть, – но марсиане от него попрятались… Данин вспоминал свой давний земной сон про то, как мостил горную дорогу. Где же та дорога, где обещанный свет? Он должен принять какое-то решение, не сидеть же здесь всю жизнь. Нужно спросить машину, а для этого заказать ей новую трубу. Пусть покажет в ней только то, что сейчас ему нужнее всего. Пусть проникнет в его скрытые мысли, из подсознания выудит потаённые желания, соотнесёт их с реальным положением вещей, с объективной, так сказать, необходимостью, и выдаст предписание, а уж он-то последует ему с лёгким сердцем, как если бы сам Господь Бог повелел. Данин поклялся перед семейной фотографией: если его не устроит результат, он не уничтожит трубу в порыве разочарования и не создаст новый её вариант. Он даже крупно написал на листе бумаги «Я обещал» и пришпилил это напоминание над обеденным столом.

Стоя у машины и загадывая трубу, он очень старался, не хотел ударить в грязь лицом, но, кажется, все его намерения, все заготовленные мысли вылились в ответственный момент в одно отчаянное «Помоги…». Труба получилась необыкновенная – из слоновой кости, тонкая, как тростинка, нежная, как тихая песня на закате. Данин посмотрел в неё раз, посмотрел два – ничего не понял. Глупость, издевательство… С досады он едва не швырнул её в стену – чтоб брызнула желтоватыми осколками, но наткнулся взглядом на непреклонное «Я обещал» и застыл с поднятой рукой. Каждый день он возвращался к ней в надежде увидеть что-то действительно важное. Труба упрямилась и не хотела меняться. Она пахла фиалками, вечерами пела грустные песни, томительно-страстно вздыхала, а то вдруг принималась плакать и нашёптывать голосом, проникающим в самую душу: «Петьенька…» Вот это было хуже всего – когда плакала. Ведь он не из железа сделан. Данин гнал от себя насылаемое на него наваждение, и, чтобы освободиться, вплотную погрузился в изучение записей отца.

Отец генерировал идеи не хуже Леонардо да Винчи. Сначала изобретения выглядели одиночными выстрелами, потом появилась система, и первым её примером стал раздел «Обувь». Отец придумал ботинки, в которых можно было ходить по стенам. И ботинки, у которых, по желанию хозяина, росла подошва, так что он мог просто стоять на месте и подниматься на любую высоту, и точно так же опускаться вниз. Ещё были сказочные ботинки-скороходы, ботинки-прыгуны, туфли, делающие массаж, туфли, самоподгоняющиеся под ногу, туфли, меняющие цвет, каблук и даже форму в целом, в зависимости от погоды… Чего там только не было! Отец пронумеровал каждое изобретение, и чтобы запросить его у машины, достаточно было назвать раздел и номер.

Вскоре Данин нашёл нечто подходящее. Одним из отцовских изобретений оказался невидимый пузырь. Это был своеобразный аналог зрительной трубы, которую Данин уничтожил. Труба позволяла проникать взором куда угодно, а пузырь позволял физические перемещения. «Человек, – писал отец, – может свободно двигаться в нём, преодолевая препятствия и расстояния так легко, будто их не существует!» Данин поспешно заказал машине этот пузырь-невидимку. Он выглядел как спичечный коробок. «Нужно только сильно сжать его двумя пальцами, и ты оказываешься внутри прозрачной сферы. В ней можно, не теряя равновесия, подпрыгивать хоть до потолка, проходить сквозь стены, просачиваться, как вода, сквозь предметы, и при этом не испытывать никаких неудобств и оставаться невидимым…» Данин, конечно, доверял словам отца, но на всякий случай разглядел себя в зеркале. Рука, выставленная из пузыря наружу, страшновато торчала в воздухе… «Мы с Женей и Петькой сначала частенько ходили по дому в таком пузыре, иногда по делу, а иногда просто так, для смеху. Однажды Женя смертельно напугала горничную Глашу. На её глазах неожиданно исчезли с туалетного столика ножнички и гребень, за которыми Женя «сбéгала» по мосту на Землю. Бедная Глаша упала в обморок. Пришлось всё вернуть на место и как-то выйти из положения, но с того времени мы остерегались так шутить… среди прислуги поползли слухи о проделках домового…»

Данин, кажется, уже целую вечность стоял перед переливающимися вратами в своём невидимом пузыре и не мог сойти с места. Перед глазами вставали ужасные картины. Он переступает порог, и его сразу хватают – слева Суходолов, справа Зальцман, и с адским хохотом волокут к стоящему наготове человеку в белом халате и с огромным шприцем в руках. Вдруг они его сейчас видят?!